ковырять карманным ножиком древнюю кору гораздо труднее, чем можно подумать. На тринадцать букв ушло три часа; по крайней мере, такое у меня ощущение. К счастью, в темное время суток Ирвинг-парк не патрулируют – впрочем, равно как и другие места. Наверняка Верона-ков не видел преступления страшнее, чем салфетка на траве. Причем тот, кто эту салфетку обронил, честно гонялся за ней да не поймал. Унесенная ветром салфетка превратилась в мусор.
И вот еще что: я совсем не прочь попасться, ведь дело сделано, память обо мне будет хранить дерево, которое старше любого из жителей Верона-ков – а их три тысячи пятьдесят один человек. После меня останется корявая строка:
Здесь была Виви.
Ручная работа как-никак; довольная, похлопываю надпись. Ну да, я совершила акт вандализма, только это – преступление на почве страсти. Парк ничуть не сердится, потому что чувствует мою любовь. Даже тщательно подстриженная трава, даже скамейки, заклеенные объявлениями, и те чувствуют.
Выбираюсь на дорожку, топаю к выходу. А здорово я сегодня припозднилась. Солнце уже виднеется над линией горизонта, и тени от деревьев прямо кружевные. Здесь, в Верона-ков, каждый дюйм пространства занят цветами. Фуксии розовеют на шпалерах, форзиции полыхают ярко-желтыми кострами. Сверху летят бледно-розовые лепестки – деревья разоблачаются, ни дать ни взять бурлеск-шоу, замедленная съемка.
Вот поэтому я и хочу остаться здесь навсегда, а не только на лето. Маме я объяснила: по сравнению с Верона-ков Гавайи – просто плавучая куча мусора. Вообще-то я на Гавайях не была, но видела фотки. Верона-ков – крохотный приморский городишко, ему самое место где-нибудь на Атлантическом побережье, например в Массачусетсе или в Северной Каролине, а он притулился на калифорнийском горбу, в самую выемку забрался. Мне довелось в разных городах пожить, так что поверьте: Верона-ков на другие не похож. Здесь улица с викторианскими домиками ведет к тропическому лесу, который, в свою очередь, ведет к Шангри-Ла. Каждая мелочь на своем месте, будто это не настоящий город, а съемочный павильон. Хочется пощупать и крашеные решетки, и винтажные почтовые ящики, и уличные фонари, круглые, белые, будто Луны. Всюду чисто, но чистота не изначальная, а обжитая, которую наводят регулярно и любовно.
Район, где расположены магазины, представляет собой этакую сетку – три пересекающиеся улицы, с Мейн-стрит посередине. Каждое утро я прохожу мимо внушительного кирпичного ресторана и двух магазинов – хозяйственного и книжного. Направляюсь к зданию, возле которого стоит рекламный щиток. На нем розовым мелом, от руки, написано «Закусочная „У Бетти“», а ниже, печатными буквами, добавлено «Лучшие завтраки по версии „Дейли Газетт“». Еще ниже идет меню – дежурные и фирменные блюда. В витрине кофейни представлен аналогичный сертификат – «Лучший кофе по версии „Дейли Газетт“». Верона-ков – город маленький, каждое заведение – в единственном числе. Одна аптека, один бакалейный магазин, один магазин «Всё для творчества». То есть конкуренции никакой; но мне нравится, что здесь нашли время похвалить всех частных предпринимателей.
Над дверью закусочной болтаются колокольчики, они звенят, сообщая о моем появлении. В нос бьет сразу несколько запахов – кленового сиропа, кофе, перченых колбасок. Я сюда вот уже в седьмой раз захожу – потому что больше позавтракать негде и потому что мне на новом месте не спится.
Поскольку сегодня я задержалась, в закусочной полно тех, кому за восемьдесят. Седые головы покачиваются над голубыми виниловыми перегородками – будто облака по небу плывут.
Сама Бетти стоит за стойкой, щелкает на кассовом аппарате.
– А, привет, плюшечка медовая! Секундочку подожди.
Наверняка у Бетти в голове имеется пара игральных костей, на которых вместо точек вытравлены слова вроде «сладенькая», «дорогуша» и «детка». Входит очередной клиент, Бетти бросает кости и смотрит, какое слово/слова выпадут: «медовая плюшечка», «пончик», «сахарный пупсик». Каждое утро для меня выпадает новая комбинация, и мне это нравится. Ласковое прозвище – как печенье с предсказанием в моем любимом китайском ресторане. Конечно, я туда не ради предсказаний ходила, но без них было бы не так интересно.
Бетти выскакивает из-за стойки с упакованным ланчем в руках.
– Подожди минутку, сейчас какой-нибудь столик освободится.
Не буду я ждать; я уже приметила, кому составлю компанию. Вон тому пожилому человеку в тонком свитере.
– Ничего, я подсяду к офицеру Хайаши.
Бетти смотрит так, словно я похвалилась: сейчас выдрессирую тигра, будет на задних лапах ходить и блинчики мне подносить.
– Видишь ли, детка, офицер Хайаши предпочитает завтракать в одиночестве. И обедать тоже. И ужинать.
– Это не беда.
Я улыбаюсь Бетти; мне известно то, что неизвестно ей. Офицер Хайаши вовсе не грубиян.
На
