style="font-size:15px;"> Остановились у витрины «Букиниста», рассматривали пестрые корешки. Она спрашивала: кто такой Феофраст, что такое парадигма, метафизика – из какой это оперы? Зачем тебе это, дорогая? Ничему ее не научишь, бесполезняк. Что у нее в голове? – ветер и шоколад. У каждой заправки остановит – заедем, ты еще не покупал мне сегодня шоколадку. Я должна научить тебя, чтобы ты сам делал мне подарки. Дай шоколадку, дай шоколадку! На, возьми, мне не жалко, но ты ведь уже не ребенок. Что говорить, с головой у нее не ах. Бессмысленно пытаться что-то объяснить. Для нее с объяснения как раз и начинаются загадки.
– Тебе растолковать это невозможно. Это уровень 8, милая, а ты еще на втором.
Любили приезжать на Кондратьевский рынок и рассматривать рыбок. Холодная осень, желтое солнце уже почти не грело, и лишь красноватый оттенок облаков напоминал о том, что совсем недавно было лето, а еще – совсем-совсем недавно – бабье лето. Торговки с сачками для ловли водяных бабочек безошибочно определяли, что эти-то двое точно ничего не купят. Но они все-таки пробирались поближе к прозрачным шарам и кубам и с двух сторон придавливали свои носы к стеклу. Оба попадали в новый мир. Солнце сплавляет воду и воздух, и в крошечном пространстве розовые и черные птицы заводят свой нежный, совсем медленный, замерзающий танец. Холодная вода – как это грустно – холодная вода медленно убивает водяных птиц. Что им остается делать? – они ведь не могут спеть о своих проблемах, вот и танцуют. Их танец о том же, о чем и наши с вами песни и танцы – о любви и об одиночестве. Балет в двух измерениях. Временами эти рыбки внезапно исчезают, превращаясь в еле различимую черную полоску, застывшую – в воде, в воздухе? Движение плавника – и снова нам угрожает усатое, хвостатое, крылатое чудовище, чем-то напоминающее кошку, встающую боком к огромному псу и распушившую шерсть, чтобы казаться больше и напугать злобного противника. Из брюшка выползает ленточка испражнений, вырывающая эту сказочную стылую птицу из мира чистых форм и ставящую ее на один уровень с нами, обычными, совсем не сказочными людьми.
Они обнимались, приближали лица друг к другу все ближе и ближе. В его глазах отражались ее глаза. Она видела, что ее отраженные глаза опять отражают его глаза. Чем ближе, тем длиннее становился ряд бесконечно отражающих друг друга глаз-зеркал, они уносились друг от друга и в то же время – друг в друга, пока с хрустальным замедленным звоном не соприкасались их зубы. И тогда они соединялись, у них все становилось общим, и не оставалось ни одной мысли, кроме ощущения торжества, праздника слияния инь и ян.
Ему нравилось нырять с ней в клокочущий поток любви, потому что для нее ничего на свете не было важнее этого, так ему казалось. Она полностью овладевала им, превращалась в дикую безумную кошку, внушала мистический страх, цеплялась когтями за выскальзывающее неумолимое время, мраморной статуей катилась в темно-синюю пустоту, задыхалась, плакала и стонала. Он ловил этот миг безумного полета и отчаянно держался за него, чтобы этот полет никогда не кончался, а потом снова впадал в прострацию,
