побега в степь родную
Зрел в моём воображении.
Но Бог опередил,
Разъединил меня с мальчишкой.
Он, как младой царевич,
Был свергнут с пьедестала;
Отправлен в ссылку;
И отлучен от власти…
Затем в мою судьбу,
Ворвался конь ретивый.
Зажглась любовь в душе!
Так повелел Всевышний!
Сафа-Гирей —
Мой муж, моя услада,
Царевич Крымский,
Царь Казанский.
Любил меня —
Мою покорность,
В его руках,
Я ощущала нежность.
Деянья наши
Были благодатны,
Поступки искренни
И, для меня, приятны.
Не раз Сафа-Гирей
Журил царевича Ивана,
Не раз бояр московских
Усмирял войсками.
Но не было и мысли
Покорять Москву,
Тем паче
Отнимать её у сироты…
И вот Иван подрос,
Благословлённый Бесом,
Наполнил мир грозой
И русским духом.
Одним из первых
Пал Сафа-Гирей,
Хан был отравлен
Ядом злых людей.
Никто на помощь
Не пришёл Казани,
И не нашлось
Достойного у власти.
Гонцы отправлены по миру:
В Крым, в Турцию, в Ногайскую столицу.
Но нет ответа, будто никому
Нет дела до моей страны.
Вот уж два года
Ханством правит
Сын наш Утямыш,
В любви родившийся малыш…
Что проку в регентстве моём,
Заботе о народе?
Ведь Грозный царь Иван
Задумал слишком много.
Не только дань ему нужна!
Покорность ханства!
Он хочет отвести булгар,
От веры нашей – магометанской!
Нервно теребит колокольчик. На звон появляется прислуга. Вместе с прислугой в спальню вбегает малыш Утямыш. Он бросается в объятия матери.
Балам, минэм балам!
Сююм-бике обнимает и целует мальчика. Утямыш в объятиях матери заливается смехом. А на глазах царицы наворачиваются слёзы.
Зачем ты плачешь? —
Удивлённо спрашивает малыш.
Сююм-бике:
Да нет, не плачу я.
Утямыш:
Ну как же, вижу я
Твое расстройство.
Мальчик вырывается из её объятий.
Я не хочу смотреть на слёзы
