бы половины.
Каждое утро он с замиранием сердца входил в фойе школы, искал взглядом Нику и, если видел ее возле зеркала, расчесывающую свои золотистые волосы, испытывал сложное чувство радости и боли. Он радовался тому, что на свете живет эта девочка, зеленые глаза которой излучают волшебный свет. Радовался, что учится в одном с ней классе и может видеть ее в течение шести часов, пока идут занятия. Но боль… Она мешала свободно дышать, пронизывая юношу от макушки до пят. Каждое движение и слово, каждый взгляд Ники причиняли ему невыносимые страдания.
Роман Александрович, отец Стаса, поднес зажигалку к куче сухих листьев, и запах дыма приятно защекотал ноздри. Стас втянул в себя знакомый с детства воздух, пропитанный дымом костра, романтикой походов, счастьем беззаботного времени, когда не существовало этой боли, от которой нет спасения.
– Пап, можно тебя спросить? – неожиданно для самого себя сказал Стас.
– Валяй, сынок! – бодро разрешил Роман Александрович, подгребая листья к костру.
– Э-э… Я хотел сказать… А! Теперь уже не важно.
Роман Александрович внимательно посмотрел на сына, крякнул, поднимаясь с корточек, еще раз подправил что-то в полыхающем костре и подошел к скамейке.
– Поговорим?
Стас пожал плечами и слегка подвинулся, как бы предлагая отцу присесть рядом.
– У тебя неприятности в школе? – спросил Роман Александрович, закуривая и выдыхая первую струю дыма подальше от Стаса.
– Да как тебе сказать, – неопределенно ответил сын, – можно и так сформулировать.
– Сформулировать, значит, – усмехнулся отец. – А если я уже догадался? Можно озвучить?
– Валяй, – в тон ему ответил Стас.
– Ты влюбился, и теперь не знаешь, что с этим делать. Угадал?
– Почти, – покраснел Стас и опустил голову.
Роман Александрович помолчал, искоса посмотрел на суровый профиль сына, тяжело вздохнул.
– Сочувствую. Со мной было то же самое. В восьмом классе. Она не замечала моих терзаний. Но даже если заметила, легче бы мне не стало. Этим надо переболеть.
– Спасибо. Успокоил, – с легким сарказмом изрек Стас, не глядя на отца.
– У тебя все сложнее? – допытывался отец, стараясь не нарушать доверительную атмосферу.
– Нет повести печальнее на свете, – хрипло произнес Стас с кривой улыбкой. – Ладно, па. Закроем эту душещипательную тему. И так все ясно.
– Погоди, Стасик. Ничего не ясно. Ты хочешь, чтобы я снова терзал себя, как тогда, в восьмом классе? Но уже мыслями о тебе? Сжалься над моими сединами.
– Ну, во-первых, седин у тебя пока не наблюдается… А базарить на эту тему как-то… не по-мужски, что ли.
– Понимаю, – не сразу продолжил разговор отец. – Прости, что лезу в душу… Но ведь я у тебя один отец. И ты у меня один сын. Другого не дано. К кому тебе идти с вопросами? К другу? Что он может посоветовать, твой ровесник? И учти, бывают случаи, когда в одну влюбляются оба
