не ждал серьёзной погони, тогда как понять то, что на его шхуне имеется плясунья? Случай? Недосмотр грандов Башни, не раскрывших перед самим Ноттэ подробности, осложнившие бы его добровольный найм? Или – прямой умысел этих самых грандов, затеявших большую игру?
– Мудрят, – Ноттэ покривился, смахнул с лица соленую пену.
Он знал, конечно же, о привычке грандов умалчивать. Использовать временных союзников вслепую, будь то люди или нэрриха. Да, у Ноттэ есть счет к соплеменнику, старый и весомый. Он в деле, потому что пожелал забрать жизнь врага и счел ее годной оплатой найма. Он ожидал от грандов если не честной игры, то хотя бы внятных сведений. Но премудрые служители, кажется, в очередной раз перемудрили…
Любой житель Эндэры скажет, что плясуньи в большинстве цыганки, и вера их сомнительна. Волшба же – прямая ересь. Духовные законы прямо гласят: следует пресекать танец и искоренять ересь тех, кто творит бесовство. Тексты, что зачитывают на площадях, общедоступны. Но есть и тайные указания самого маджестика. Их суть прекрасно знают нэрриха с опытом, уже привычные к многослойности, противоречивости толкований законов и форм их применения. Башня гласно отрицает волшбу плясуний, но не пресекает сам танец, совсем как недавно, в порту. Башня следит и ждет: если исполнится волшба, гранды первыми постараются прибрать к рукам силу порабощенного ветра. Гранды, а не плясунья, разыщут новорожденного нэрриха, и, вынудив к клятве, взыщут с него долг первого круга…
Лишь к полудню следующего дня крылья «Ласточки» – её паруса – мелькнули у горизонта и на миг сделались видны с гребня волны. Команда «Гарды» приняла известие без радости. Люди устали, утратили азарт погони. Ночью пришлось еще раз резко менять курс, злой ветер уже не забавлялся с пеной, не насвистывал легкомысленных песенок. Он ломился в паруса, как праздничный бык – рвать, мстить. Ноттэ понимал штормовой гнев, как никто иной: на палубе шхуны повторился обманный танец, но фальшивка была распознана! Ярость ветра, стряхнувшего мгновенное очарование, всегда бывает огромна. Тем более паруса рвет свирепый северный, он, согласно древним верованиям народа Эндэры, старший в семье ветров. Вон как нахмурены грозовые брови туч. Вряд ли плясунья звала этот ветер, – предположил Ноттэ, – он явился незваным, чтобы взглянуть на своего сына-предателя: на взрослого нэрриха, спровоцировавшего волшбу.
С кормы капитан рявкнул команду убирать паруса и умерять ход. Люгер взобрался на новый вал, вырвался из воды весь, взлетел – и стал рушиться в ущелье меж волн. Ноттэ уступил место моряку и, перебирая руками по канату, направился к главной мачте. Обнял её, закрыл глаза и подставил лицо ветру. Усмехнулся устало: очень может быть, многие нэрриха стригут волосы коротко, не желая позволять старшему гладить их. Нет в упрямом ёжике вольности! Даже мокрые насквозь пряди топорщатся, а не вьются на ветру.
Северный ураган бил «Гарду» порывами, и всякий
