этого шнапса.
Налей, кстати, а то подсох я от этого разговора! Ну, давай, за любовь без границ! Лехаим!
Ким Посохин
На лекции политэкономии мы рвались со страшной силой, стремясь занять первые столы в поточной аудитории. Это не извращение. Это факт.
Нам было по восемнадцать, а ей, «старушке» – аж двадцать восемь! Она – это лектор, кандидат наук, красивая женщина в прозрачной блузке с огромным бюстом! Вот любоваться на него, а также на коротенькую юбочку с разрезами по бокам, мы и ломились, отталкивая друг друга.
Ким вообще не писал лекции. Он поедал глазами лекторшу, а потом докладывал нам на переменах о новой кофточке, новом лифчике и новых чулках со стрелками и без, иногда доводя нас до исступления заявлениями о том, что и трусики сегодня были с кружавчиками!
Иногда мы вчетвером, Ким, я и еще двое, срывались с лекций и шли в тир, где на спор лупили из Стечкина или Марголина по кнопкам, вбитым в стену рядом с целью. Ким был кандидатом в мастера спорта по стрельбе, а мы, трое, имели первые разряды.
Иногда, когда тир был закрыт, а сидеть на лекциях было неохота, мы находили пустую аудиторию, становились спиной к доске, на которой рисовали мелом концентрические круги, и старались попасть тряпкой в цель из положения раком, то есть нагнувшись и пуская снаряд между ногами.
В праздники мы собирались у кого-нибудь на хате, приглашали девочек из мединститута и, напившись, приставали к ним с разной вероятностью успеха, но чаще всего, добивались желаемого либо в соседних комнатах, либо в ванной – в зависимости от степени готовности обеих сторон.
На одной из таких вечеринок Ким познакомился с Томой, на которой и женился вскоре.
Так мы оттягивались во студенчестве.
А потом дожили до диплома, причем Ким первым защитил его с отличием.
Тут мы немного задумались, чеша репы.
Средний балл-то у него был ниже наших, где-то четыре с полтиной, и вдруг – отличие. Потом поняли: папа у него был большим начальником на заводе, где мы защищали свои реальные проекты, и заодно председателем экзаменационной комиссии. Ага. Замнем для ясности.
Потом парень резко ударился в комсомольскую работу и вскоре стал вторым секретарем комитета комсомола, бывшего на правах райкома, так как предприятие было огромным и комсомольцев было более пяти тысяч.
Вот тогда-то, кстати, он и попросил меня по старой дружбе смотаться в Куйбышев и Саратов в командировку, о которой я уже рассказывал.
Стоим мы с ним как-то на эстраде театра, где проходила комсомольская конференция, нас награждают за большие успехи в работе, его – за то, что он комсобосс, меня – за удачную командировку, а он мне и говорит:
– Слышь, Дока, я ведь экспромтом сейчас речи толкаю, чуешь, как наловчился, вроде как большой, ха! Плевое это дело – речь толкануть, пипл схавает! Учись, пока я живой!
Потом он стал первым секретарем комитета комсомола завода. Помню, прибыл как-то секретарь ЦК комсомола
