и по какому номеру телефона обратиться по такому-то вопросу к такому-то специалисту. Без записной книжки.
Человеконенавистник. Совершенно не может, да и не хочет, сработаться с людьми. Работает в одиночку. Создал и зарегистрировал фирму, в которой один (!) работник – он сам.
Есть семья, но зная его много лет, я ни разу не слышал двух слов о жене и не знал, есть ли у него дети. Зато у него есть фетиш, на который он молится. Это его мать, которой сейчас 90 лет и она жутко больная. Лет семьдесят назад она приехала в Хайфу из Одессы.
На совещании, в разгар принятия важного решения, он вдруг поднимается и тихонько, по стеночке, двигается к выходу.
– А-а-а, ты куда это? – спрашивает начальство, не поняв, что происходит, – мы без тебя не решим проблемы.
– У меня мама болеет, я должен идти, сейчас надо ей лекарство принять.
– Погоди еще полчаса…
– Нет!
И исчезает за дверью.
Все разговоры, помимо техники, сводятся к самочувствию мамы и лекарствам для нее.
Но работать с ним – удовольствие!
Жизнь сталкивала меня с ним трижды. Первый раз – по работе над совместным проектом в хайтековской фирме, где его продержали около года, но затем вынуждены были с ним расстаться из-за абсолютного неприятия им понятия дисциплина. Он приходил на работу и уходил, когда ему вздумается, делал, что надо ему, но не фирме, контактировал исключительно с теми, кто ему нравился, остальных просто в упор игнорировал.
Второй раз – в другой фирме, где я работал, а он приходил в качестве консультанта и делал свою часть дома. Его вклад в серьезнейшие проекты переоценить невозможно.
И, наконец, в третий раз мы столкнулись с ним в кафе в Бейт-Габриэле на берегу Кинерета.
Я остановился перекусить по дороге в Кацрин, что на Голанских Высотах, ехал туда по делам.
В кафе было мало народу, тихо играла душевная музыка: это место – Мемориал в честь молодого, безвременно ушедшего из жизни парня, созданный его родителями.
Здесь всегда чисто, прибрано, а музыка располагает к спокойствию и умиротворенности.
Авиноам сидел один и безучастно смотрел на странные фотоработы на стене, изображавшие прищепки и веточку, прикрепленные к веревке, и еще какой-то модерн.
Я подсел.
Он вдруг сказал:
– И эта тоже ушла.
Затем, не обращая внимания на мои округлившиеся в недоумении глаза, продолжил:
– Я тебе говорил, что моя жена умерла при родах. Так вот после этого я привел в дом Хению. Она жила со мной два года. Потом уехала отдыхать в Швейцарию, да так ко мне и не вернулась… А дочка ее успела полюбить…
Шесть лет после этого я не прикасался к женщинам. Сам воспитывал ребенка, ухаживал за мамой. Не мог видеть их.
Потом по работе пришлось надолго уехать в Америку. Я работал в Чикаго и Бостоне. Перед отъездом
