на них время, а быстро, становясь на плечи один другому и хватаясь руками за плющ, взбирались на стену. А тут кто-то и лестницу уже тащил. Появившиеся было наверху немногочисленные охранники дворца поспешили сразу скрыться, сообразив, что не в силах остановить ораву отчаянных русов. И если в оставленном дворце еще могли быть слуги, то они куда-то подевались, ибо, едва оказавшись внутри, русы распахнули тяжелые створки ворот, и толпа мятежников вбежала на широкий мощеный двор, где их встретила тишина.
Во дворце Святого Маманта они оказались как раз вовремя, потому что со стороны улицы уже слышалась мощная поступь отряда схолариев. Русы теснились в воротах, торопились ворваться внутрь, толкались, видя, что ворота уже закрывают. И как только последние из них забежали во двор, створки со стуком сомкнулись и мятежники совместными усилиями задвинули брусья засовов в пазы. Удары наскочивших извне схолариев только грохоту прибавили. А Фарлаф, схватив Светораду за руку, уже тащил ее по каменной лестнице на арку, возвышавшуюся над воротами.
– У нас ваша патрикия! – крикнул он сверху, весьма непочтительно удерживая Светораду за волосы, отчего ее прическа совсем растрепалась, а сама она со страхом глядела вниз, где на них, задрав головы, смотрели воины в стальных шлемах. Фарлаф, видя замешательство ромеев, довольно рассмеялся. Но Светораде было не до смеха, когда ярл вновь грубо тряхнул ее. – Я перережу ей горло, если вы не прекратите напирать! И сообщите своему эпарху, что мы заняли ваш дворец и останемся тут, пока он не явится к нам на переговоры.
Только позже, когда схоларии отошли, Фарлаф наконец спустился с заложницей вниз, оставил ее и сказал уже совсем иным тоном:
– Ты не должна сердиться на меня за грубость, нежная береза нарядов. Ты поступила мужественно, защитив собой стольких людей. И я клянусь тебе мудрой силой Одина[65], что, пока я жив, ни один волос не упадет с твоей головы.
Светораде хотелось верить ему. Ведь если варяг поклялся своим верховным божеством… У них вообще честь священна, их слову можно верить. Однако она все еще не могла прийти в себя и почти кинулась на грудь Силе, когда тот протиснулся к ней сквозь толпу.
– Она наша, наша, – говорил Сила, сам уже ставший своим среди этих людей. – Думаете, ромейке какой было бы до вас дело? А эта сама из подневольных.
– Ты ж говорил, что она жена их патрикия!
– Что, не слыхали, как наши девушки к патрикиям попадают?
Сила никогда раньше не интересовался судьбой Светорады. Попал в услужение к своей – и готов был нести службу. Русы знали, что их женщины по-разному оказываются в богатой Византии. Поэтому к княжне – кто из них догадывался, что она княжна? – отнеслись даже с сочувствием, начали благодарить.
Постепенно все разошлись, стали осматривать дворец, дивились, отчего такое богатое жилище да в запустении. Разглядывали
Один – верховный бог у скандинавов.
