декрет пойдешь? – спросил у нее унылый начальник домоуправления. – Если пойдешь, из комнаты выселю, так и знай.
– Не пойду, – пообещала Надя. – Ребенок на улице в коляске спать будет, пока я работаю. Я обещаю, что вас не подведу, помогите мне, мне идти некуда.
– Да никто в очередь и не стоит на это место и это жилье, – поморщился он. – Работай на здоровье.
– Все у меня еще будет, – сказала себе Надя, вернувшись в первый вечер с работы и рухнув на колченогую кровать с продавленными пружинами. – И образование, и любимая работа, и любовь.
Дочку, родившуюся в рождественскую ночь с шестого на седьмое января, она назвала Любой. Надежда и Любовь. Теперь их было двое.
Конечно, она сильно уставала. И в первые дни, с непривычки. И на поздних сроках беременности, и после бессонных ночей, хотя родившаяся дочка была спокойной и особых хлопот не доставляла, и позже, когда начались проблемы с сердцем. Но, сжав зубы, много лет каждое утро выходила она на свою работу, чтобы сберечь право на единственное жилье, которое могло быть им пристанищем.
Когда Лельке исполнилось девять месяцев, Надя взяла приработок – устроилась дворничихой в детский сад, чтобы в него взяли дочку. Когда девочка стала постарше, то выходила помогать матери, не страшась ни дождя, ни снега. А с годами все чаще начала убирать двор и вместо нее. Надя тогда уже ослабела настолько, что не всегда могла встать с постели.
Загаданное когда-то сбылось не полностью. Учительский диплом и мечта встать у школьной доски так и не воплотились в жизнь. Зато Любовь у нее была – яркая, непоседливая, упрямая и надежная.
Мужчины для Надежды не существовали. Встреченный по несчастью красавчик-блондин, подаривший ей дочь, так и остался единственным в ее жизни.
Конечно, с родителями она все-таки помирилась. Лельке было полтора года, когда к ним в гости приехал дед, который оглядел их убогую комнату, шагнул к сосредоточенно играющей на полу у печки Лельке и подхватил ее на руки. С тех пор лето она всегда проводила в деревне. Оттуда же их небогатое домашнее хозяйство пополнялось выращенным на огороде урожаем, собранными в лесу грибами и ягодами, а также новыми носками, шарфами и свитерами, которые вязала бабушка. Платьица для дочки Надя шила сама, и их скромного семейного бюджета вполне хватало на жизнь. Надя искренне так считала до самой своей смерти, а Лелька – до тех пор, пока сволочь-директриса не открыла ей глаза на социальную пропасть между богатыми и бедными.
Лелька так и не призналась матери, что в шестом классе тайком сбегала посмотреть на отца. Историю дочкиного появления на свет Надя не скрывала. Она была убеждена, что любить не стыдно, так же, как и верить тому, кого любишь. Имени своего бывшего возлюбленного она, конечно, не называла, но Лелька росла девочкой сообразительной, поэтому найти на кафедре русской литературы высокого тридцатисемилетнего блондина, пусть даже и начинающего седеть, было для нее плевым делом.
Идя
