у этой «Метелицы». Выйдешь часов в десять, перейдешь на противоположную сторону. Я подойду к тебе сам. Скажешь, там Паленый или нет. А потом вместе с тобой и подождем, когда он выйдет. Покажешь его нам.
– Нам? – настороженно переспросил Григорий.
– Ну, я, скорее всего, не один буду.
Глаза Григория от испуга округлились еще больше.
– Стрелять будете, Кондрат Сергеевич?
– Если придется, будем.
– А ежели кто дознается, что я с вами был? Ну, увидят там или еще чего?
– Не беспокойся, Гриш, – успокоил своего информатора Сверчинский. – Никто тебя не увидит. Мне самому не нужно такого ценного кадра, как ты, терять. Значит, договорились?
– Договорились, – неохотно согласился Григорий. Видно было, что слова чекиста не убедили его окончательно. – В десять я выйду.
Сверчинский поднялся на ноги.
– А гривенник как же, Кондрат Сергеевич? – засуетился Григорий. – Вы ведь гривенник обещали. Неужто запамятовали?
– Да все я помню, – Сверчинский сунул руку в карман плаща. – Держи!
Григорий подхватил монетку налету. Даже странно было, как он сумел разглядеть в такой темноте ее полет.
– Благодарствую, Кондрат Сергеевич. Ежели чего, всегда обращайтесь.
Москва. Курляндский вокзал
Ступив на платформу одним из первых, Графин с наслаждением втянул воздух полной грудью. Затем шумно выдохнул и с улыбкой осмотрелся по сторонам. Москва определенно изменилась за те пятнадцать лет, что Графин провел на каторге. Столько событий! Царя свегли, жандармерии не стало. Департамента полиции – и того уже не было! Во все это трудно было поверить, и Графин слушал приходившие с воли известия, как придуманные кем-то детские сказки. А вот теперь ему и самому предстояло убедиться во всем воочию…
Мимо бывшего каторжанина ровным строем прошли облаченные в длиннополые шинели красноармейцы. Графин проводил их заинтересованным взглядом и негромко хмыкнул.
– Что же это теперь? Заместо жандармов, что ли? Дико! Право слово, дико!
Графин запахнул на груди старенькую потертую тужурку, служившую ему многие годы верой и правдой, и решительно зашагал по перрону к зданию вокзала. Странным казался Графину тот факт, что никто из московских «иванов» не приехал его встречать. Однако разочарование авторитетного вора мигом рассеялось, едва он сумел различить в толпе высокую широкоплечую фигур Митяя.
– Митяй!
Широкоплечий обернулся на окрик. Всегда идеально приглаженные волосы Митяя сейчас слегка растрепались от налетевшего с запада холодного ветра. Над верхней губой красовались изящные тоненькие усики, которых Графин не видел прежде. Модное пальто, шапка, белоснежные, как у аристократов, перчатки… Во всем этом облике узнать Митяя можно было только по росту.
– Эким ты франтом, брат, – лукаво
