мне улыбаться. Он ни слова не говорил. Только ждал.
– Тебя отпустили из армии, – сказал я. Но он молчал по-прежнему. – Я пришел, чтобы тебе сказать, но не мог найти тебя. И кажется, уснул. – Я ждал, что Лу что-нибудь скажет, но он, видно, просто онемел, и я продолжил: – Я отдал Какалоковичу эти бумажки, как ты мне говорил, и он сказал спасибо. Он ни о чем меня не спрашивал, так что лгать мне не пришлось. Но он вдруг пожелал узнать, не видал ли я тебя, и я струсил. Я же тебе дал слово и старался его сдержать, только надеялся, что мне не придется из-за этого лгать. Тут он вдруг и говорит, что ты свободен от армии, потому что тебе больше тридцати восьми лет. Вышел, говорит, новый приказ дня два тому назад, и из штаба пришел список. Там и твоя фамилия. Увидишь его, говорит, передай. Вот я и пришел, чтоб тебе сказать.
Тут Лу вдруг заулыбался.
– Я тебя полюбил, как люблю своих сыновей, – сказал он. – Самый ты душевный на свете человек.
– Я рад, конечно, что тебя отпускают домой, – сказал я.
– Я для тебя что-нибудь сделаю, – сказал Лу. – Непременно сделаю, и побольше.
– Да ведь тебя отпускает начальство, а не я. Я даже ничего и не сделал.
– Ты хотел сделать, – возразил Лу. – Я для тебя сделаю все, что угодно. Говори, что тебе надо, я сделаю.
– Ничего не придумаю, Лу. Но все равно спасибо.
– Подумай покрепче, – сказал Лу. – Я позабочусь, чтобы у тебя всегда были карманные деньги, каждую неделю понемногу. Но это ерунда. Ты крепче думай.
– Да не нужно мне денег.
– Ты должен мне сказать, что сделать для тебя, – настаивал Лу. – Я католик. Я просил тебя солгать ради меня, а ведь я знаю, ты не из таких людей, что любят лгать. Но ты сказал, что для меня это сделаешь, потому что желаешь мне вернуться домой. Я должен для тебя сделать все, что ты скажешь, во искупление моего греха. Я всегда что-нибудь делаю во искупление своих грехов, каждого греха!
Тут я вспомнил про отца.
– Может быть, ты сумеешь разыскать моего отца, – попросил я.
– Разыщу, – сказал уверенно Лу. – Расскажи мне о нем.
Я ему все рассказал.
– Ты не волнуйся, – сказал тогда Лу. – Твоего папашу я найду. И позабочусь о нем. Напишу тебе про него и его написать заставлю.
Мы с Лу возвратились в наш лагерь, и он пошел в канцелярию к сержанту Какалоковичу. Три дня спустя я проводил его на станцию. Доминик и Виктор Тоска тоже провожали. Когда Лу пришло время садиться в поезд, у него на глазах показались слезы. Он обнял Доминика и сказал ему что-то по-итальянски, потом обнял Виктора и любовно пошлепал его по щекам. А потом подошел ко мне.
– Ни о чем не беспокойся, – сказал он. – Отца твоего я найду. Я сделаю это прежде всего.
Лу Марриаччи вошел в вагон, а мы трое отправились со станции в бар.
Я выпил много пива и первый раз в жизни напился пьян. Доминик и Виктор Тоска отвезли меня в казармы на такси и уложили в постель.
Глава
