города, как Нью-Йорк. Будь осторожен. Не отходи от товарища. Ну, Весли, теперь мы не скоро увидимся. Води дружбу с братом в Нью-Йорке. Сообщи, если что случится.
Он обратился опять к Виктору.
– Ладно, – сказал он. – Прощай, детка. Только прежде спой песню.
– Какую?
– Ты знаешь. Спой своему брату еще раз напоследок.
И Виктор запел «Все зовут меня “красавчик”».
Доминик слушал, и слезы выступили у него на глазах.
– Мама зовет тебя так, – сказал он.
Он совсем расстроился, безнадежно махнул рукой и принялся опять за пиво.
А тут к нам подошел Какалокович послушать.
– Почему ты не поешь вместе с ним? – сказал он мне. – Это хорошая песня, пой. Или ты не умеешь?
Я был немного навеселе и стал подпевать Виктору. Какалокович с помощью Доминика собрал вокруг нас кучку ребят, и скоро песню подхватила почти вся рота «Б». Но сколько бы народу ни пело, все равно это была песня Виктора, и он пел ее и на этот раз лучше всех. Песня эта была как раз по нему, и он пел ее всегда одинаково – искренне и серьезно, а остальные просто забавлялись, подшучивая и над песней, и над собой.
А вслед за Виктором спел свою песню и Ник Калли: «О Боже, прояви всю доброту свою…» – и ему тоже все подпевали.
Вечеринка прошла превесело, потому что офицеры на нее допущены не были. Все здорово перепились и дали клятву не забывать друг друга. Гарри Кук подошел ко мне и сказал:
– После войны мы непременно встретимся в Сан-Франциско. Пиши, не забывай.
Два дня спустя Гарри Кук, Доминик Тоска, Ник Калли, Вернон Хигби и много других ребят из нашей роты отправлялись в Миссури. Когда пришла очередь Доминика садиться на грузовик, чтобы ехать на вокзал, а оттуда постепенно все ближе к войне, Виктор Тоска, как всегда, спал на своей койке. Я тоже сидел на койке и глядел себе под ноги, когда услыхал, что кто-то вошел. Я поднял глаза и увидел Доминика. Он двинулся было по направлению к брату, но тут же остановился и долго на него смотрел. Потом повернулся и подошел ко мне. Я вышел с ним из барака, и он сунул мне в руку пачку денег.
– От Лу и от меня на карманные расходы вам с Виктором, – сказал он. – У меня духу не хватило подойти к нему и попрощаться еще раз. Так ты передай ему мой привет, хорошо?
– Ладно. Передам вместе с деньгами.
– Нет-нет, – сказал Доминик. – Деньги у него есть. Тратьте их сообща. Только ты за ним приглядывай. Оба вы еще младенцы, но у тебя хоть что-нибудь есть под макушкой. А у него все в сердце, он и вовсе без головы.
Доминик меня обнял и стиснул, потом побежал к ротной канцелярии, где стоял грузовик.
Я тоже думал туда пойти, взглянуть последний раз на своего Гарри Кука, но на меня нашло такое уныние, что я решил лучше пересчитать деньги, вернуться в барак и посидеть на койке. В пачке оказалось десять бумажек по пять долларов. Лу Марриаччи присылал мне каждую неделю письмо с бумажкой в десять долларов, но отца моего ему найти пока не удалось. Он прислал мне уже три письма, так что всего
