отвечал, что отцу всё-таки следует подумать о национальной военной экономике, с беспокойством отмечая, каким тяжёлым становится отцовское дыхание.
– Национальная военная экономика пусть поцелует меня в задницу, – задыхался отец. После чего разразился приступ кашля, который на минуту прервал разговор.
– И это даёт заработать неплохие карманные деньги, – сказал сын.
– Во-первых, это преступные деньги, – сипел отец. – А во-вторых, правила гимназии о пропуске занятий касаются всех, в том числе тебя и твоих друзей. Мне не нравится, что вы взяли себе такую свободу.
Сын спросил, что отец имеет против свободы и задумывался ли он, что каждый закон, для того, чтобы его соблюдали, должен иметь здравый смысл.
– Значит, вы берёте себе свободу только потому, что это свобода, – простонал отец.
– Ну и что?
– Но суть правила именно в том, что оно относится к каждому без исключения, и в особенности к тем, кто считает себя умнее других.
– Но мы не можем отрицать факт, что есть люди, которые умнее других, – осторожно заметил сын.
– Во-первых, это не относится к делу, – сказал отец, – а во-вторых, насколько мне известно, на занятиях тебя не заподозришь в выдающихся умственных способностях. Завтра утром ты снова пойдёшь в школу.
– Нет, – ответил сын.
– Завтра ты снова пойдёшь в школу! – взревел отец.
– Я вообще больше никогда не пойду в школу! – взревел сын.
– Пока ты вытягиваешь ноги под мой стол, ты будешь делать то, что я говорю!
– Ты мне не указ!
После этих прямо-таки классических пререканий спор перерос в драку, в которой двое мужчин, как школьники, катались по кухонному полу, а кровь не пролилась только благодаря быстрому и мужественному вмешательству матери.
– Всё, хватит! – отрезала она и подняла за уши мужчин, один из которых плакал, а другой задыхался. – Ты, дорогой, принимаешь своё успокоительное и ложишься спать, я сейчас приду. А ты, Леон, идёшь завтра утром к мэру и записываешься на работу. Раз уж у тебя так болит душа за военную экономику.
Как оказалось, на следующее утро, военная экономика и в самом деле могла использовать гимназиста Лё Галя – но не на пляже, как он надеялся. Более того, мэр пригрозил ему тремя месяцами тюрьмы, если он снова будет незаконно присваивать себе то, что море выносит на берег, и подробно расспросил о других его знаниях и навыках, которые могут быть использованы на благо военной экономики.
При этом оказалось, что Леон – хотя и был крепкого телосложения, – не имел ни малейшего желания использовать свою мышечную силу. Он не хотел быть ни крестьянским, ни конвейерным рабочим, и роль подручного у кузнеца или плотника его тоже не устраивала. Так же дело обстояло и с его интеллектуальными способностями: он был, конечно, не дурак, но в гимназии не проявил склонности ни к одному предмету и ни в одном не расшибался в лепёшку,
