один только шорох, – бубнил Петя.
Обухов был прав как никогда. Толку от анонимности не было. Впрочем, пока Паша находился на экспертизе в психушке, меня никто не тревожил, но стоило Вялову снова взяться за Пашу, как тут же вспомнили обо мне. Получалось, что обо мне узнали лишь после очной ставки.
Петя плеснул себе для начала водочки.
– За нас, дружище, – сказал он и вылил содержимое себе в глотку.
– Это понятно даже пьяному ежу, – продолжал я, вертя пальцами рюмку водки. – Убийца не знал, что очная ставка состоится с анонимным свидетелем.
– Ты выпей, – говорил Петя, закусывая шашлыком. – Зря ты расстраиваешься. Мы же если начнем их утюжить, от них же перья потом полетят. Знаешь, как начальник УВД настроен?
Я не знал.
– Он прямо сказал, что наше благополучие зависит теперь от нас самих, и что если мы будем развешивать уши, то нам их оттопчут.
Это были всего лишь слова, не подкрепленные конкретными действиями. Говорить у нас всегда умели.
Мы налили по второй и не заметили, как осушили бутылку. Потом принялись за пиво. Мы говорили о разном и вечном. О нашей службе на Кавказе, о Мишкиной большой любви, о Людмиле, которую пришлось ему завоёвывать. Дело в том, что Люська была участковым уполномоченным, старшим лейтенантом, а погибший наш друг до последнего носил лычки старшего сержанта и учиться не собирался.
– А ведь мог бы получить офицерское звание, – говорил я. – Для этого надо было хотя бы поступить на учебу.
Петька чмокал губами. Поздно об этом говорить. Нет больше Мишки Козюлина. После него осталась лишь вдова и сын-карапуз, который ничего пока что не соображает.
От выпитого меня потянуло в «отлив». Следом отправился Обухов. И когда мы вернулись, я продолжил ту же тему:
– Он еще отомстит за отца – вот посмотришь. Он же весь в него! Вылитый Козюлин…
Но Петька перебил меня:
– На мать он походит, на Люську. В крайнем случае, на деда…
– Но как ты так можешь, если у него даже губы…
Я не успел закончить: в зарослях акаций вдруг обозначилась чья-то фигура, шевельнулись листья, и в мою сторону уставился пистолетный ствол.
Если б я был трезвым, то упал бы на пол еще раньше. Звук выстрела напрочь меня оглушил. За ним последовали еще. Я валялся на полу, а из-за акаций били, не переставая, пока не кончились патроны.
Женщины визжали. Петька валялся рядом со мной, щупая пустую кобуру.
Не дожидаясь, пока по мне вновь начнут палить, я вскочил и щучкой махнул через ограждение. В руке у меня щелкнуло выкидное лезвие. Однако вставлять «перо» оказалось некому. Кто-то большой уносил ноги за угол школы – туда, где ревел на больших оборотах двигатель чьей-то машины. Человек вильнул за угол, двигатель взревел, и сделалось тихо.
Оглядываясь по сторонам, я подошел к углу, но никого там не увидел. Здесь пахло выхлопными газами, виднелись свежие клочья порванной колесами травы.
