сник. – И на хрен ты мне такой сдался, бацилла.
– Мне бы отлежаться, – протянул Назар. – Приду в норму… – Приступ кашля не дал ему закончить фразу.
– Ну да. От зверолюдов или кто они там были, отбиться помог, но мне идти пора – конвой догнать. А проваляться ты хрен знает сколько можешь. Лекарства там есть какие?
– Были, отвар. Знахарь из стойбища в дорогу дал. Да только все пожитки с конем бешеным ускакали.
– Хреново. Знать сдохнешь. – Стволы ружья со щелчком встали на место. Басмач спустил курки, протер ружье промасленной тряпкой и бережно поставил рядом с винтовкой. – Послужит еще. Ты только в говне не валяй и чисти хоть иногда.
Чернота ночи давно перешла в серую хмарь, на горизонте забрезжил рассвет. Басмач замотал портянками ноги, с трудом натянул ссохшуюся кирзу ботинок. Напялил задубевший плащ, закинул рюкзак на спину и, подхватив СВТ, двинулся к выходу.
Назар же, сгорая от жара и трясясь в ознобе, молча сгорбился у костра. Волк разлегся рядом, преданно глядя на хозяина. Бородач тем временем, собрав свои пожитки, вышел.
«Ну и хрен с тобой, вали. Торопится он. А я не тороплюсь что ли?!» – кашель снова дал о себе знать.
Оказавшись на улице, Басмач зябко передернул плечами не то от морозной прохлады, не то от того самого ощущения, когда на рассвете куда-то нужно идти, покинув теплый дом или шалаш… жилье в общем. Выходя Басмач не обернулся. Кто ему этот двухметровый кусок недоразумения? Правда далеко, где-то на недосягаемой глубине под броней из пережитых лет, затаенной злобы и коростой равнодушия мелькнула мысль, что сделал он что-то неправильное.
«Неправильное? Возможно. В жизни много неправильного натворил, и кто знает, сколько еще натворю. У меня цель – найти выродка!»
Замерзшая грязь приятно пружинила под окованной подошвой, тонкие ледяные зеркала лужиц с хрустом сминались, выпуская с каждым шагом все еще жидкую грязь – осенние холода еще не вступили в свои права, летнее тепло покамест не отпускало. Басмач покрутил головой, жалея, что не разжился шапкой и посеял кепку.
Поросшие коричневой шерстью, одетые в подобие одежды из шкур тела валялись поодаль друг от друга: один с ножом левее хребта так и замерз мордой в луже. А вот второй глядел в светлеющее небо маленькими мутными глазками из-под бруствера надбровной дуги. Плоский нос, сильно выпирающая, как у зоопарковой обезьяны, морда с торчащими клыками дополняли картину.
«Неандертальцы, бид аудалш[3]!» – сплюнул Басмач, обойдя смердящие тела по широкой дуге. Двое лежат и вряд ли куда-то убегут. Но следов в грязи явно на троих.
– Ах ты же Чингачгук очковый змей и хренов следопыт, третьего упустил! – корил себя бородач. Замерзшие в грязи отпечатки ног в самодельной обуви тянулись от места схватки куда-то за ленту дороги. Мохнатый явно торопился. Басмач пристально оглядел стоящий в отдалении лесок и противоположную обочину дороги густо растущий –
«Бид аудалш» – в переводе с чеченского «засранцы».
