с плохо скрытой укоризной поглядел на меня. Очевидно, по его мнению, мне следовало гордо запахнуться в плащ и, дико вращая глазами, ворваться в разбойничье логово, сокрушая врагов, словно кегли. До него явно доходили слухи о подобных выходках славного Ланселота и отважного Тристана. Возможно, тут певцы великих подвигов сих неугасимых светильников рыцарства и были правы. Крушить несметные полчища коварных врагов на голодный желудок куда сподручнее и веселее, чем после сытного ужина, но вот вести переговоры в то время, когда проснувшийся в тебе зверь злобно завывает от голода, – дело абсолютно пустое.
Сэнди пошарил взглядом, отыскивая что-либо покрепче плескавшейся невдалеке от нас воды. Это было несложно. Ящики с горячительными напитками стояли буквально в пяти шагах от него. Но едва булькающая вожделенной влагой бутыль очутилась в его руке, совсем рядом от нас послышался до боли знакомый звук звенящей кольчуги. Оставив мою жажду без законного утоления, доблестный оруженосец резко повернулся, обнажая меч.
Несколько отставший от нас Гарсьо спешил занять свое место в строю.
Я невольно забыл о бутылке, все еще сжимаемой Сэнди. Существа более нелепого мне давненько не доводилось видеть. Доспех, надетый поверх франтовского блио пылкого трубадура, был бы, пожалуй, впору старине Россу, то есть несколько великоват мне. На Гарсьо же, чье теловычитание вообще не предполагало ношения одежды тяжелее шелковой, он выглядел просто угрожающе. Для здоровья певца. Тем не менее он старательно пытался не сутулиться под весом железной рубахи, немилосердно хлеставшей его по коленям при каждом шаге. Щит, шлем, меч – в общем, весь малый джентльменский набор бесстрашного воителя – отягощали и без того тягостную картину ратного использования этого неверного любимца муз. Клянусь своими золотыми шпорами, фотография нашего спутника, помещенная на обложке какого-нибудь журнала, могла бы сослужить хорошую службу активистам движения пацифистов, неумолимо свидетельствуя о нелепости всех этих аксессуаров мужской крутости.
– Ты это зачем? – едва не поперхнувшись, спросил я.
– Я иду с вами, милорд, – гордо произнес он, стараясь расправить согбенные кольчугой плечи, – я жажду отмщения!
Сэнди от такого известия как-то конвульсивно откупорил бутылку и нервно начал вливать ее содержимое в себя.
– Это ты хорошо придумал, – окончательно приходя в себя, произнес я. – Может быть, нам стоит подождать тебя здесь?
Однако, похоже, несмотря на вылезшую внезапно склонность к вендетте, этот бравый вояка не горел желанием возглавить, или, точнее, составить наш авангард. Он смущенно остановился, как-то странно сверля взглядом недоеденный мной кусок мяса.
Видимо, мысли о воинском братстве и благородной отваге, витавшие в набитой поэтическими бреднями голове трубадура, переживали в этот момент мучительную трансформацию, что, к моей радости, отрицательно влияло на его речевые способности.
