нтарные тени деревьев плещутся в реке, наклонились чуть ивы, кое-где вспорхнет птица, или вдруг пролетит бабочка. Синева неба ясная, спокойная, ветер доносит из садов запах пахоты и нагретых солнцем плодов.
Лесная тропинка мелькает между деревьями, мелькает перед глазами…
Раз, раз – стучат ноги о прохладную пыль, горят босые ступни, раз, раз – перепрыгивает мальчик ветки и сухой валежник…
Вот он остановился, и, отдышавшись, присел на поваленный бурей ствол акации.
На мелководье, у самого берега, он заметил уток-нырков, уточку и селезня, и рядом с ними целый выводок утят, которые отщипывали кусочки водорослей с длинных стеблей травы, иногда они вдруг взлетали, пробуя силу крыльев, проносились несколько метров над рекой и с радостным плеском приводнялись, окатывая друг друга брызгами; вот скользнул между камышами уж, охотясь за лягушками, которых там была тьма-тьмущая, бугристых, большелапых, буро-зеленых, пучеглазых, – показалась над водой его острая голова с желтыми точками на затылке, и, извиваясь долгим телом, он стремительно поплыл дальше, распугивая утят.
Из-за реки подул ветер, зашелестел с сухим треском камыш, и пахнуло осенью, а мальчик все смотрел, как мальки ходят стайками у корней в прозрачной воде.
Вдалеке, на самой середине реки, всплеснул сом; это заметил и рыбак, он еще раз проверил, как натянута леска, и правильно ли установлены колокольчики на донке.
В глубине леса послышалось: ку-ку, ку-ку…
Кукушка куковала долго, очень долго, – несколько раз мальчик сбивался со счета, и, подумав, что, наверно, это к его долгой жизни, улыбнулся.
А тем временем мама-утка, выйдя на берег, чистила перышки своему малышу, а папа-селезень кружился в воде, зорко высматривая камышового кота, которые еще водились в плавнях.
Рыбак наконец поймал крупную рыбу и, довольный уловом, бросил ее в садок.
Предзакатное солнце золотило верхушки деревьев, на цветах кашки важный шмель деловито зарывался в пыльцу, отпугивая пчел, и так ласково пригревало августовское солнце, так мирно бархатисто гудели пчелы, что мальчик вновь заулыбался.
– Тим!
Неожиданно раздалось в тишине и сумраке леса.
Мальчик повернулся и долго всматривался в смутные тени между деревьями.
– Вот ты где?
Появилась из-за кустов, споткнувшись о колючую плеть ежевики, девочка-подросток.
Выгоревшие волосы у нее ерошил ветер.
– Вера? Ты что, следишь за мной?
Поднялся он, отряхивая шорты.
– Вот еще, – отвернулась она, покраснев. – Все ужинать собираются, а тебя все нет.
– А-а, ну идем… – бросил он, равнодушно скользнув по ней взглядом, и побрел прямо через кустарник к лагерю, где уже разводили костры.
Девочка задумчиво смотрела ему вслед.
«Странно, почему я так часто думаю о нем».
Она смутилась, пытаясь разобраться в новых мыслях и чувствах, которые вдруг нахлынули на нее.
Ей хотелось поделиться с кем-то своими переживаниями, но она так боялась, что над ней подсмеются.
Смахнув с лица серебристую паутину, она встряхнула короткими кудрями и решительно зашагала вслед за ним к стоянке.
Двухместные и четырехместные палатки стояли полукругом на поляне между кленами, под обрывом на легкой зыби покачивалась моторная лодка, байдарки лежали на песке, у самой реки.
Солнце закатывалось за холмы, которые розовели на горизонте, а потом вдруг последний луч погас, птичий щебет смолк, и сумрак стал прятаться под деревья.
Ребята уже давно натаскали хворост, разожгли костры, и разогревали жаркое в походных котелках.
Ночь опустилась на землю быстро и неожиданно, но вот костры разгорелись, и тьма отступила.
Тимофей подсел к костру, и тренер насыпал ему в жестяную походную миску половник жаркого, которое отдавало пряным дымком.
Переход был долгий, все проголодались и ели с удовольствием.
Угли рассыпались, с тихим шорохом, потрескивали сучья и ветки.
Он смотрел сквозь огонь на струящееся расплавленное олово реки, которая сияла в свете луны и звезд.
«Как чудесно!» – тихо произнес он, глядя на лица друзей в отблесках костра.
Заметил Веру и подумал: «Интересно, что с ней?»
Но вскоре мысли его потекли в другом направлении: он вспомнил дом, маму, и что скоро в школу…
На рассвете река сверкала в оранжевых
