тебе теплого яблочного пирога и свежих сливок, – тихо промолвила Этта.
Он чуть повернул голову и вполглаза посмотрел на нее.
– Славно, – сказал он без всякого выражения.
Она подошла. «Прямая… прилизанная…» – подумалось ему, как всегда при виде ее. На ней была лишь длинная белая рубашка. Она почти не уступала ему ростом, гибкая, словно ивовая ветка, длинноногая, длиннорукая. Кеннит молча наблюдал, как она ставит перед ним белое фарфоровое блюдо с десертом. От пирога пахло яблоками и корицей, а от женской кожи – жимолостью. Вот она выпрямилась… Кеннит некоторое время молча разглядывал ее. В темных глазах Этты не было и следа страсти. Губы ничего не таили.
Он ощутил внезапную вспышку желания.
– Раздевайся, – приказал он, – и ложись. Только сперва покрывало откинь.
Она повиновалась без малейшего промедления. Какое удовольствие было наблюдать, как она движется туда-сюда, исполняя его указания, как снимает и складывает покрывало, обнажая белые простыни, как потом собирает подол своего одеяния и стягивает его через голову… Аккуратно она уложила белую рубашку на низкий комод в изножье постели. Кеннит не сводил глаз с ее белых боков, нежной округлости живота, небольших грудей… Волосы у нее были темные, блестящие, обстриженные коротко, по-мальчишески. Все в Этте казалось длинным и плоским, даже черты лица. Она расположилась в постели молча, в тщательном соответствии с его вкусом. И стала безмолвно ожидать его.
Капитан поднялся и начал расстегивать рубаху.
– Вымылась? – спросил он грубо.
Этта ответила:
– Все, что можно смыть мылом и горячей водой, я смыла.
Она лежала так неподвижно и тихо. Кенниту вдруг пришло в голову, что она до ужаса боится его.
– Боишься меня? – спросил он прямо. И, еще не успев договорить, сообразил, что вопрос был неточен.
– Иногда, – ответила женщина.
Либо она очень здорово следила за своим голосом, либо ей действительно было на все наплевать. Кеннит повесил камзол на столбик, подпиравший балдахин кровати. Рубаха и сложенные штаны легли на тот же комодик, где уже белело одеяние Этты. Кеннит испытывал удовольствие, заставляя ее ждать, и нарочно раздевался не спеша, аккуратно складывая одежду. «Отложим десерт…» Вроде как теплый пирог и сливки на блюде возле огня. Они тоже подождут.
Он сел подле женщины на постель, протянул руку и ощутил гладкость ее кожи. От его прикосновения на ней появились легкие мурашки. Она ничего не сказала, не пошевелилась. Она не первый год встречалась с ним и знала, что именно ему нравится. И он платил деньги за то, чтобы все соответствовало его запросам. Ему не требовались ее ласки и помощь, не требовалось и ее одобрение. Это он собирался получить удовольствие, а отнюдь не она. Он гладил ладонью ее кожу и наблюдал за выражением ее лица. Она не пыталась встретиться с ним взглядом. Его руки исследовали ее тело. Она смотрела
