пойдешь на охоту, то домой несешь ее как будто на коромысле. Стрепета, отари, лебеди так пешком по степи и ходят. Травы высокие-превысокие росли, по самую грудь, а то и выше; а роса по траве точно вода: если хочешь идти по степи, то прежде всего скинь штаны да подбери сорочку, а то как намокнут, то и не дотянешь. Как идешь по траве в постолах, то вода только чвырк-чвырк! Лес рос густой да высокий: груш, калины, дикого винограду – не пролезешь. Ночью страшно было и ходить. А урожаи были такие, о которых теперь и не слышно. Да и дешевизна в то время какая была: пуд проса – десять копеек, пуд пшеницы – сорок копеек, да и то еще дорого».
«Тут тех зверей, тут тех птиц, – рассказывает третий старик, Евдоким Косяк из Александровского уезда Екатеринославской губернии, – так видимо-невидимо было: так пешком по степи и ходят. Приехали мы со своею панею в эти места, где теперь Наковальня – она отошла ей по наследству, – приехали мы да и смотрим, а тут ни хатки, ни куреньца, одна степь да ковыль. Что тут делать? «А что делать? Руби камыш, копай дерн да делай курень». Давай я рубить камыш, давай копать дерн. Нарубил, поставил, обсыпал землей; вот хижина и готова. Ну что ж теперь есть? А есть уж – что хочешь, то и ешь: есть и птица, есть и зверь степной. «Да что мне, говорит паня, та птица да зверь степной? Ты поезжай да поймай дикого поросенка!» Ну что ж, поросенка так поросенка! Сажусь на коня, беру в руки длинный кнут и еду к речке, где была берлога диких свиней. Вот приеду и жду, пока свиньи пойдут пастись в степь, а поросята останутся одни; высмотрю и сейчас же туда; схвачу поросенка да и уходить; да уж бегу, да уж бегу, сколько есть духу, а оно кричит, как бешеное. И что ж вы думаете? Как почуют гаспидовы свиньи, так и лезут, так и лезут под ноги коню; да так бегут до самого куреня, и если бы не длинный кнут, то и разорвали бы. Вот как оно было в старину! Совсем не так, как теперь! Теперь хоть бы и насчет урожая. Разве в старину он такой бывал? Куды вам! У нашей пани было семь человек семейства, а она больше тридцати сажен никогда не сеяла. Вот это бывало – заволочет прямо против куреня, посеет пшеницу и ждет. Так она как уродит, то и стебля не видно: один колос почти, да такой толстый, точно веретено. Это такие хлеба были, а травы – так и говорить нечего. За травою и земли не видно: лежит поверх земли, точно шуба или рядно. Тогда, видишь, мало кто косил ее, так она поднимется вверх да снова и впадет, да так и лежит, точно рядно; а росла такая, что человека верхом на лошади не видно»[104].
Таким образом, большие богатства достались запорожским казакам. Прекрасные пастбища для скота, бесконечные нетри для птиц, необозримые степи для зверей, глубокие лиманы и многочисленные озера для рыб делали Запорожский край привлекательным, а самое житье в нем – привольным и заманчивым:
Вдоволь всего было там:
И зверя прыскучего, и птицы летучей,
И рыбы плавучей:
Вдоволь было там
И травушки-муравушки,
Добрым коням на потравушку.
Плодородие земли запорожских казаков,
Яворницкий. Запорожье в остатках старины, II, 122, 206.
