на то Серегина воля, он охотно отдал бы подханка своим дружинникам: допросить с пристрастием.
А вот девочка-княжна Сергею нравилась все больше. Тихая такая, глаза доверчивые. Чем-то она ему напомнила Рогнеду, меньшую дочку полоцкого князя Роговолта. Та, правда, совсем малышка. Прошлой зимой, когда Духарев был в Полоцке (по делам, и друга Устаха заодно навестить), крохотуля забралась Духареву на колени и глядела так, словно Сергей ей родной. Помнится, он тогда пожалел, что не взял с собой семью: его Данка Рогнеде – ровесница. Но Серегину дочь тихоней никто не назовет – сущая оторва.
На Духарева вдруг нахлынула грусть: всё он в походах да плаваньях. Со своими и месяца полного провести не получается.
Машегу вот хорошо! Его любимая всегда рядом.
Хузарин будто почувствовал: подтянулся поближе.
– Думы, Серегей? – спросил он по-хузарски.
– Есть немного, – ответил Духарев.
– Вот и мне тоже что-то не по себе.
– Что? – мгновенно насторожился Духарев.
– Я двоих отроков послал вперед пробежаться…
– Зачем? Там же угорские дозоры!
– То-то и оно, что угорские. А моим бы уже вернуться время, а нету.
– Может, этого спросить? – Духарев кивнул на угорского боярина.
Машег скептически поджал губы. Ему угр тоже не нравился. Но оснований для недоверия не было. Разве мог Такшонь дать в сопровождающие дочери ненадежного человека?
– Может, сказать нашим, чтобы брони вздели? – предложил Машег.
Духарев поглядел на небо. Нормальное небо, немножко пасмурное. До обеда еще стрелищ сорок проехать можно. Машег понял его взгляд неправильно:
– Хочешь по облакам судьбу прочесть? – спросил он серьезно.
Вот что значит репутация ведуна!
– Нашу судьбу в чужом небе не прочтешь, – отозвался воевода.
Но все же прислушался: что там интуиция говорит? Когда столько лет в походах, седалищное чутье обостряется невероятно. И не только седалищное.
«Что-то подханок наш слишком оживлен… – подумал Сергей. – Как будто ждет чего-то…»
Сразу вспомнилось, что на стоянках угры все время сторонились русов. Как будто получили команду не вступать с ними в контакты. Это было не похоже на поведение угров в крепости Такшоня. Когда выяснилось, что дьюла с киевским воеводой договорились по-хорошему, местные стали относиться к киевскому посольству с подчеркнутым дружелюбием.
– Добро, Машег, – согласился Духарев. – С Кухтой я перетолкую. А наши пусть взденут брони. Только незаметно.
– Можно и незаметно, – согласился Машег. – Возы пылят, за пылью ничего не видно.
Духарев направился в авангард, к уграм.
Угорский боярин – красная шапка, красный кафтан, красные кисти на упряжи – осклабился во весь рот, словно близкого друга увидел.
Его ближние всадники
