Прежде скажи, какой монетой платить будешь?
Петр Алексеевич в очередной раз порадовался сообразительности своего приказчика. В самом деле, если этот хохлатый будет совать сейчас свои тугрики, то до завтра их негде будет поменять.
Поверенный озорно улыбнулся, показав раздвоенный, как у змеи, язычок.
– Зо-ло-том! – торжественно проговорил он и от радости быстро-быстро замахал ручками, подняв сквозняк.
Жбанков и Гаврюха удивленно переглянулись.
– Ну-у-у… – с уважением протянул купец. – Пожалуй, теперь поговорим и о стоимости.
Наутро вся команда с нетерпением ждала появления пассажира. Поверенный разогрел общий интерес, сказав, что тот прибыл из весьма неблизких мест и обычаи его, привычки и манеры могут сильно отличаться от тех, к которым привыкли уважаемые купцы из Петербурга. Нельзя сказать, чтоб Петр Алексеевич таки сгорал от любопытства, все ж за две недели торговли насмотрелся он на массу разных чуд, но одно дело – глядеть исподтишка, другое – везти с собой и быть в одном помещении целую неделю. Это и вызывало немало смущения. В другой раз Жбанков, возможно, отказался бы от такой милости, но уж больно хорошая цена была предложена за переправку пассажира и его багажа.
Стоит сказать, что с нетерпением ждали и Вавилу, который очень некстати задерживался, хотя должен был находиться на своем месте и помогать инженеру готовить снаряд к дороге. Наконец он появился с совсем небольшим кошелем, являвшим, видимо, полный итог его коммерции. Был он настроен довольно весело и даже с дедом Андреем поругался скорее по привычке.
Потом дождались и пассажира. Он подкатил на массивном экипаже с железными осями, запряженном парой невиданных животных, похожих более на драконов, чем на лошадей. Все высыпали на площадь глядеть на нежданного попутчика.
Из экипажа выбралось на свет божий жалкое, малорослое существо с серой морщинистой кожей и лысой головой, на которой болтались вислые помятые уши. Существо постояло с минуту, хлопая глазами и озираясь, затем размяло члены и занялось бурной деятельностью.
Ни «здрасьте», ни «утро доброе» сказано при том не было. Жбанков изумленно наблюдал, как четверо носильщиков, прибывших на том же экипаже, деловито заносили в нутро снаряда свертки, чемоданы, саквояжи, торбы, коробы, совершенно не обращая внимания на него, хозяина этого самого снаряда. Складывалось так, будто не он, Жбанков, своей милостью позволил поселить на своем транспорте этого чужеземца, а, напротив, чужеземец удостоил его милостью везти себя в Петербург.
Носильщики продолжали таскать в снаряд вещи, повинуясь командам нанимателя. При взгляде на него думалось, что он сбежал из зоопарка: сплошной крик, визг, прыжки, маханье руками и брыканье ногами. Хоть поверенный и предупредил о своеобразии пассажира, но мужики начали посмеиваться в кулачки.
Последнее, что понесли на себе носильщики, был большой каменный идол, обернутый в мягкую тряпку. Пассажир при этом проявил большую часть своего командирского усердия: носильщики кряхтели и тужились, обливаясь потом и пуча
