свою судьбу воле волн. Так избежал Девкалион гибели. Когда же Зевс увидел, что из стольких тысяч людей осталось лишь двое безгрешных и отличавшихся от других благочестием, он рассеял темные тучи, снова открыл небу землю, а земле небо. Согласно его воле и Посейдон повелел тритонам трубить отбой морским волнам. Море опять вошло в берега, а реки и ручьи в свои русла; из волн выступили холмы, леса, луга, и земля открылась своем в прежнем виде.
Когда, по окончании потопа, Девкалион увидел одинокую и пустынную землю, он со слезами на глазах сказал Пирре:
– О сестра и супруга моя, единственная жена на всей земле, от солнечного восхода до заката нет в мире людей, кроме нас: всех поглотили волны. Да и мы еще не в безопасности: каждое облако страшит мою душу. Если и минуют нас опасности, то и тогда – что делать нам, одиноким, на опустелой земле? Хорошо, если бы я научился творить людей, вдыхать жизнь в глиняные формы.
Так говорил он, и зарыдали оба и решили испросить через оракула совета и помощи у бессмертных. Они разыскали место дельфийского оракула, где будущее возвещала тогда еще Фемида. Коснувшись ступеней покинутого храма, пали они на землю и облобызали полуразрушенный алтарь:
– Скажи нам, Фемида! – взмолились они ей, – каким искусством можно возместить гибель человеческого рода, – дай опустошенному миру новую жизнь!
Богиня же в ответ им изрекла:
Выйдите из храма
Головы ваши покройте, пояс одежд отрешите
Матери кости великой бросьте назад чрез себя…
Долго стояли они и дивились. Наконец Пирра прервала молчание и заявила, что не желает повиноваться богине и со страхом умоляет ее о прощении. Как бы люди ни проклинали ее мать, Пандору, но Пирра не могла оскорбить тень матери, не желала разбрасывать ее костей. Однако Девкалион не слушал ее. Все глубже и глубже вдумывался он в темные слова изречения богини и вдруг для него прояснился смысл. Ласковым словом успокоил он супругу:
– Cлушай, жена, или разум мой меня обманывает, или слова богов святы и не заключается в них никакого преступления. Великая мать – это земля; а кости в той земле, думается мне, ни что иное как камни: вот их-то мы и должны перебросить назад.
Правда, они еще сомневались в справедливости толкования, но отчего ж не попытать счастья? Девкалион и Пирра спустились в долину, освободили свои одежды от поясов и… начали бросить камни за спину. Камни же – о чудо! – начали терять свою твердость и хрупкость, понемногу размягчались и вырастали. С ростом они стали принимать и более приятный и привычный вид; в них виднелись, хотя еще и неясно, человеческие формы, как это бывает в тех фигурах, которым ваятель еще не придал последней отделки. То, что было в камнях влажного, землистого, стало мясом; твердое и негибкое – костью, а жилы так и остались жилами. И так вот, в короткое время, по воли богов, камни, брошенные Девкалионом, превратились в мужчин, а брошенные Пиррой – в женщин. Так заселилась земля людьми. И до сих пор
