влюблён. Подарил им милость, должны благодарить до конца дней. Дима относится к тем людям, которые чужую доброту воспринимают как естественное явление, вроде солнечного света. Свои же благодеяния никогда не забывают, вечно помнят о подвиге. В школе Димка мог одолжить ластик, а потом потребовать решить за него контрольную. Я была в долгу перед Димкой аж по двум статьям: влюблённость в третьей четверти восьмого класса, плюс замолвленное продюсеру радиостанции слово. Уверена, что дело обстояло так: краем уха Димка услышал разговор обедавшего продюсера, мол, надо найти ведущую для детской передачи, посвящённой русскому языку, и предложил меня. Небрежно сказал: «У меня есть одна знакомая. Ничего особенного, но голосок приятный. Хочешь посмотреть?» Как бы то ни было, благодаря Димке моя жизнь счастливо перевернулась в момент глубочайшей депрессии.
– Цветёшь-полнеешь, – не то похвалил, не то обругал меня Дима.
– Стараюсь, – хихикнула я почти подобострастно.
Костя мгновенно посуровел, поджал губы и смотрел на Димку с откровенной неприязнью.
– Присядь, Дима, – попросила я, хлопая по пустому стулу. – На минутку. Знаешь, у Лены Осиповой ребёнок болен, очень тяжело.
– Осипова? Не помню.
– У нас только в девятом классе училась, отец военный, уехали, потом она приехала, – сбивчиво говорила я. – На первой парте сидела, косы с бантиками старорежимные.
– Что-то вроде… отстойная девица.
– Дима! Её ребёнку нужно сделать операцию, деньги нужны. Мы решили скинуться.
– Мы – это ты про себя?
Диме надо покуражиться, показать свою значимость, распустить хвост, побряцать доспехами, но потом, при достойной реакции публики, он способен на благородные жесты. Публика подкачала: Костя волком смотрит, а мое лебезение не в счёт.
Димка отмахнулся от просьбы, даже не потрудившись объяснить свои мотивы. Заговорил о том, что прикроет нашу «Столовку» – надоело дыры латать, да и прибыль копеечная. Это была его любимая тема – угроза закрыть «Столовку». Народ мгновенно принимался уговаривать потерпеть, не закрывать, культовое место, можно сказать, мы тебе, Дима, страшно благодарны… Дима нехотя и милостиво соглашался: так и быть, потерплю ещё убытки.
– Давно пора, – неожиданно заявил Костя. – В этих пластмассовых джунглях кормят как в богадельне, воняет кухней советских времён, клубника в пирожных тухлая, а кофе – жидкий.
Димка внимательно посмотрел на Костю: кто голос подаёт? Хозяев фирм и фирмешек, включая прорицательницу Анфису, Дима знал лично и использовал при надобности. Руководству института на юбилеи по символической цене устраивал банкеты, те расплачивались низкой арендной платой. Костя не входил в круг лиц, достойных Димкиного внимания, и ответа не заслуживал.
– Пока! – Димка снова громко чмокнул меня, поднялся и ушёл.
– Чего ты взъелся на него? – спросила я Костю.
– Не терплю нуворишей. Харя самодовольная,
