распахивается, и появляется Лешка в голубой летной рубашке и зеленых слаксах, Петр Алексеевич пугливо выглядывает из-за его могучего плеча.
– Фенька! – радостно орет муж-летчик. – Приехала, радость моя, а я скучал. А чего вы в темноте сидите?
Никто, кроме него, такой вопрос задать не способен. Он включает верхний свет, бухает на стол шампанское и литровку водки и с братской улыбкой и протянутой рукой кидается к Вадиму.
– Здорово. Алексей, Фенькин муж, само собой бывший.
Вадим вяло называет свое имя, шаря взглядом по фотографиям на стене.
– Ну, что, ребята, – орет Лешка, – выпьем, что ли? Старец, хлеб есть?
– У Дуськи есть, – радостно отзывается Мин херц. – Я мигом.
Через три минуты он возвращается с хлебом и Дуськой, которая с порога заявляет:
– Опять ты Петьку спаиваешь? – но при виде Вадима меняется в лице и устраивает зад на кушетке.
Петр Алексеевич наливает по стакану водки мужикам и шампанское дамам. Лицо Вадима все это время хранит полупрезрительное выражение, однако свой стакан он хватил, не моргнув и не поморщившись. Леха, усмотрев в нем родственную душу, полез целоваться.
– Вадим, я вижу, мужик ты хороший, наш человек. А я Фенькин муж, бывший, бросила она меня, и правильно сделала, потому что я – горький пьяница.
Глаза у него затуманились слезой. Заплакать ему ничего не стоит, и я срочно вмешалась:
– Леш, ты бы спел.
– Спеть? Запросто. Вот выпьем еще по маленькой, и спою. Старец, подпевать будешь?
– Буду, Леша, буду. Люблю я тебя, как родного сына, – тоже со слезой сказал Мин херц.
– Озоровать начнешь – в милицию сдам, – встряла Дуська.
– Фенька, ты где так загорела? – вскинулся летчик.
– На юге, Леша.
– Так ты на юг ездила? Как там оно?
– Оно там неплохо. Ты мне как раз туда перевод посылал.
– Я? – удивляется он. – Не помню. А это точно я был?
– Ты, больше некому.
– Ну, ладно. А я все думаю, куда Фенька делась? Что, споем, старец?
Леха берется за гитару и затягивает «До свиданья, друг мой, до свиданья», Мин херц с готовностью подтягивает, вслед за ним вступаем Дуська и я, Лешкин репертуар хорошо известен всему дому. Вадим не поет и смотрит как-то отрешенно. В момент, когда голоса наши слились в заключительном аккорде, дверь открывается и входит Олег Викторович: ранняя седина, настороженный взгляд и костюм в полоску.
– У вас входная дверь не заперта. Здравствуйте.
Взгляд Вадима возвращается к фотографиям на стене. Олег Викторович приближается к мужикам с протянутой рукой, а ко мне с братским поцелуем.
– Леха, ты когда угомонишься? – обращается он к летчику.
– Да ладно. Выпьешь с нами? Есть повод, Фенька вернулась. Красавица моя…
– Наливай, –
