проговорил он. – Слишком много развелось желающих выхватить её у меня – да только для них оно забава, а для людей – настоящее несчастье. Сколько раз я провоцировал всех, уверяя, что отдам власть всякому, кто сможет с ней управиться – и что, разве появился хоть кто-то, кто всерьёз радеет о моих подданных настолько, что готов этим заняться? Одни проходимцы вроде Ланга да Рубинского. А уж подпускать республиканца к этому делу – даже не смешно. Иначе мы никогда бы не победили при Амлицтере, замечу – оставленные нами территории просто вошли бы в состав проклятого Союза насовсем. Так что можешь считать те слова лихорадочным бредом или очередной моей провокацией, – с усмешкой закончил он, отдав Эмилю пустую кружку. – Мне надоело драться с этими санкюлотскими партизанами и терять моих людей ради их возможности погорлопанить. Попробуем чуть сменить тактику – нужно выдернуть Глюка с его проектами, оставленными ему ещё Сивельбергом и дать ему всё, что можно, чтоб он поскорее реализовал самое эффектное. А потом тихонько поощрим турфирмы, рискнувшие работать с аборигенами Хайнессена – пусть побольше живших на Новых Землях прокатятся в Империю и сравнят со своей разрухой. Организуем обучение их молодёжи у себя – и тогда автономия Хайнессена превратится в профанацию. Может, штаб и будет недоволен тем, что нет войны как таковой, но скучно не будет, полагаю.
– Да уж, скучно не будет, учитывая, как оно получалось до сих пор, – весело заметила Хильда. – Итак, похороним идею конституции полностью, на деле?
Райнхард слегка нахмурился.
– В начале двадцатого века от Рождества Христова в самой развитой державе Европы тогдашний добряк-самодержец принял конституцию, собрал парламент и даровал населению кучу прав и свобод. Через двенадцать лет не было уже ни державы, ни престола, ни народа, ни самодержца с семьёй, ни языка, ни культуры. А моя империя ещё крупнее, так что хватит и двух лет вместо двенадцати. Если это игнорируется республиканцами, значит, их цель – не красивые слова, которыми они прикрываются, а уничтожение людей физически и морально. Я не хочу, чтоб моя Галактика превратилась однажды в Вандею, и если я воин, то буду защищать её от любого врага, будь то хищный самозванец, правительство или ядовитые идеи. Помнишь, как мы поссорились, когда ты упрекнула меня, что Ян не хочет завоевать Вселенную? Да, он не хотел – потому что ему на неё просто плевать, на самом деле. Оттого им и вертели все, кто пожелает.
– Разве мы поссорились? – с заметным удивлением тихо сказала бывшая фройляйн Мариендорф. – Но ведь…
– Хорошо, что это было незаметно, – поспешно перебил он предупредительным тоном, – но мне стоило не то пары седых волос, не то нового приступа. Конечно, я рад, что не прикончил Яна собственноручно, хоть и хотел этого не раз. Но я полагал, что мог бы ещё пнуть его и спасти, и не только его. Но я не могу успеть всё и везде – меня просто не хватает.
– Очень
