с густыми полностью поседевшими уже волосами, убранными в венцеобразную косу вокруг головы. Она смотрела на юношу вполне доброжелательно. Молодой сотрудник принёс поднос с кофе, сливками, сахаром в маленьких пакетиках и бесшумно поставил его на край стола. Густой аромат напитка быстро распространился по комнате.
– Так сколько тебе лет, – спросила она, – только отвечай, пожалуйста, честно, кроме нас двоих никто ничего не узнает, вся информация останется в этих стенах, таковы правила сбора показаний во всех наших отделениях.
– Вы не будете звонить моим родителям? – осторожно поинтересовался Билл.
Пожилая женщина снисходительно улыбнулась.
– Нет.
– И не сообщите в пансион, где я учился?
– Нет. Не переживай. Если ты всё хорошо расскажешь, то твоя жизнь вообще никак не поменяется, ты вернёшься обратно и будешь заниматься тем же, чем и занимался. Ты, вероятно, даже ничего не вспомнишь. Всё произошедшее здесь будет казаться тебе сном…
Последняя фраза женщины показалась Биллу немного жуткой. Несмотря на приятную обстановку и вполне деликатное обращение – вежливые слова, журналы для ожидающих, бесплатный кофе – он чувствовал себя крайне неуютно. Недоговорённость, присутствующая в каждой реплике любого, с кем Билл здесь пытался общаться, прямо-таки ощутимая таинственность, пугала его. «Где я? Кто все эти люди?» Однако, времени на размышление не было. Ему задавали вопросы, и следовало отвечать. Не приведи лихая, ещё пытать начнут или напичкают какими-нибудь «таблетками правды».
– Меня зовут Билл Крайст, мне пятнадцать лет… – он резко умолк, будто споткнулся обо что-то в воздухе, и тут же поправился, – почти пятнадцать, у меня день рождения через две недели…
– Замечал ли ты какие-нибудь странности за собой, ну, может, в твоём присутствии мигают лампочки или выходит из строя микроволновка? – невозмутимо продолжала женщина.
– Нет.
– Тебе не говорили твои знакомые, что ты иногда вызываешь у них неадекватные реакции, к примеру, спонтанные приступы ненависти, или напротив – нежности?
– Да нет, вроде…
– Дай мне руки, – сказала женщина, извлекая из ящика стола широкие сверкающие наручники, Билл послушно, хоть и с некоторой опаской выполнил просьбу.
Женщина закрепила на его запястьях до щелчка прохладные тяжёлые браслеты и повернула на маленьком пульте какое-то реле.
– Чувствуешь что-нибудь? – спросила она через некоторое время, – Головокружение? Тошноту?
Билл помотал головой. Он не ощущал ровным счётом ничего, разве только от металла на руках было холодно и немного нервно. «Что тут, черт возьми, происходит?»
– А так? – спросила женщина, ещё чуть-чуть повернув реле, – Что-нибудь изменилось?
Билл снова мотнул головой.
– Хорошо, – высвободив из наручников хрупкие
