что одежда хорошо пахнет, если у него всегда был такой огород. – Мольтаверн показал в сад.
– Это не огород, а розарий.., – поправила Луиза. – Но я поняла, что ты хочешь сказать. Какой ты всё же притвора, Леон! Ты ведь понимаешь больше чем десять адвокатов, вместе взятых! Не знала, что ты философ.
– Это не философия. Это опыт жизни, – изрек тот не без самодовольства.
С минуту они помолчали.
– Ну, раз ты такой опытный, такой умный, ответь мне вот на какой вопрос. Помнишь, мы с тобой говорили про армию, про жестокость и всё такое… Как ты всё это совмещаешь? Ты лев, по-моему, по гороскопу?
– Нет, я не лев.
– А похож… Так что я хотела спросить… Ты в Бога вообще веришь? Любой нормальный человек должен задумываться над такими вещами.
Задержав на собеседнице иронический взгляд, понимая, что такой вопрос невозможно задавать серьезно, Мольтаверн сложил руки на груди и, изображая из себя тугодума, ответил:
– А почему нет? Бог – это такое дело.
– Какое дело, Леон?
– В Святой Дух я верю, а в Отца нет.
– Чего-чего?.. Повтори-ка, не расслышала!
Мольтаверн, улыбаясь, отрицательно покачал головой, повторить сказанное отказывался.
– Ну ты даешь! Откуда же он взялся, Святой Дух? С неба, что ли, свалился?
– Он ниоткуда не взялся.
– Как это ниоткуда? Объяснил бы темноте!
– Объяснять нечего. Он всегда был, и точка.
– Послушай… Ты, случайно, не сектант? А то, глядишь, тебя в твоих крестовых походах завербовали грешным делом?
– Нет, крещеный и не сектант.
– Леон, а что ж ты тогда в эти войска полез, раз ты такой. Ну, как сказать…
– Так надо было, – ответил Мольтаверн без смущения.
– Я серьезно спрашиваю… Встань на мое место.
Мольтаверн нетерпеливо озирался по сторонам.
– Значит, ты и в вечную жизнь веришь? – продолжала Луиза донимать его.
– Верю.
– А вот я этого не понимаю… Что это такое? Как ты себе это представляешь?
Мольтаверн помялся, нарочито зевнул и, устремив взгляд вдаль, вымолвил:
– Душа не умирает… Ученые это давно доказали.
– Что-то не слышала таких доказательств.
– Я в журнале читал, – сказал тот. – Я вам дам – наверху валяется.
– В журналах чего только не пишут. Душа, говоришь… Мы же не про душу говорим, а про тебя. Ты, значит, умрешь, а душа останется. Где же тут вечная жизнь?
– Я – это только тело, оболочка. А душа…
– Ну-ну, – подстегнула Луиза. – Что дальше?.. Пэ! Ты только послушай, что он несет. Мы, говорит, – одна оболочка!
Остановив тачку неподалеку от беседки, Петр вытер лицо рукавом и рассеянно улыбался.
Мольтаверн,
