с ней все, что ему вздумается. За себя Дейрдре не боялась. И все же крошечный червячок сомнения нет-нет да и беспокоил ее. Что, если она ошиблась и король хотел лишь проявить любезность или дружелюбие, а значит, и не было никакой опасности для Морны в этом приглашении. Что, если она боялась не столько за безопасность сына, сколько за то, что, обласканный милостью короля, Морна не захочет вернуться к ней в Дуб-Линн? Значит, она больше думала о себе, чем о сыне, когда повела себя так глупо? Нет, это не так. И она гнала от себя досадные мысли.
Три дня спустя Фергус начал угасать.
Это было тяжело. Она с горечью смотрела, как жизнь медленно покидает отца, как переживает Морна. Братья были подавлены. Риан несколько раз едва не разрыдался, а Ронан, даже если и чувствовал гнев за то, что его обошли, теперь как будто забыл о своей обиде. Дейрдре старательно ухаживала за отцом, стремясь сделать все для того, чтобы его уход был как можно более легким и достойным. Но существовала еще одна причина ее усердия, как ни печально было ей признавать это.
Если бы только ей удалось продлить Фергусу жизнь до Самайна. Коли уж пришла пора ему умирать, пусть бы это случилось после великого праздника. Тогда верховный король, даже если бы узнал о том, что Морна в Дуб-Линне, вряд ли прогневался бы, ведь молодой человек остался у постели умирающего деда. Живи, молила отца Дейрдре. Поживи для меня еще месяц.
– Пусть он еще поживет, – мысленно обращалась она к богам своего народа, – хотя бы до Самайна!
Но когда отец все же покинул их в самом начале октября, отчаяние и тревога еще больше обострили ее горе.
Вождю устроили пышные проводы. Никто не мог бы ни в чем упрекнуть родных Фергуса. Три дня гости пили и ели, вели разговоры и распевали песни. Пили так, как могут только друзья умершего. Главы семей, крестьяне, пастухи, рыбаки – все старались как следует напиться, чтобы вождь благополучно добрался до Иного Мира.
– Хорошие проводы, Дейрдре, – говорили они.
Его похоронили так, как он, возможно, и не мечтал: стоящим во весь рост, в полном боевом вооружении, с лицом, устремленным на переправу, словно в ожидании невидимых врагов. Место ему досталось красивое – живописный холм рядом с устьем реки. В тот же день Морну объявили новым вождем.
Когда все закончилось, Дуб-Линн вернулся к привычной тишине и осенним работам. Морна и его дяди пригнали скот с летних пастбищ. В лесах дикие свиньи разжирели от обилия желудей. Вдоль дороги, шедшей к горам, иногда раздавался рев оленей, у которых начался гон. А в их поместье все было тихо. Иногда за целое утро только и слышно было что негромкий плеск воды в темной заводи да шорох падающих листьев. Погода стояла замечательная, и все же дни становились короче, а в воздухе уже разливалась осенняя прохлада.
А вместе с ней росла и тревога в сердце Дейрдре. До Самайна оставалось совсем немного времени. Пока речная переправа была безлюдна, но уже скоро на ней начнут появляться путники, спешащие на юг, к Таре. И вдруг Дейрдре с ужасом поняла то, о чем раньше даже
