модель, которую невозможно проколоть. Благодаря абсолютно новой технологии укрепления боковых поверхностей, даже сдувшаяся шина могла продолжать свое движение на расстоянии более двухсот километров. Мне не слишком было ясно благодаря чему, при этом сам принцип я усвоила.
Бенуа заказал столик в углу ресторана, но, когда из полураскрытой двери гостиной до нас донесся храп Жерома, мы решили его не будить, а я приготовила бутерброды с яйцом.
– Это из-за разницы во времени, – пояснил Бенуа.
– Или из-за волнения. А куда делся майонез?
Бенуа открыл бутылку чилийского столового вина и разлил его по бокалам.
– Я действительно никогда его таким не видел.
– Мне кажется, ему как-то неловко со мной.
– Он даже не хочет ехать к своим в Сент-Адель. Говорит, что ему ничего неохота делать, разве что гулять по городу, ходить в кино, короче, без всякого напряжения чтобы…
Я задумалась на минуту.
– Ты ему сказал?
Я сполоснула тарелки, и Бенуа, сделав вид, что не слышал моих слов, вновь разлил нам вино в бокалы.
– Я знаю, что ты ему сказал.
– Ну да, сказал. Он же мой друг. А что это меняет?
– А то, что он меня стесняется.
– У Жерома своих проблем хватает. И в чужие глупости ему некогда вникать.
– Ах, это были глупости? Да ты едва ли не ушел с ней. В ее убогую однушку, где еще и за отопление плати отдельно. Романтичная была бы жизнь!
– А с тобой она какая, моя жизнь?
Прежде чем пойти лечь спать, я вытащила из шкафа полотенце и положила его на кухонный стол для Жерома.
Пароль в компьютере моего мужа я нашла лишь с третьей попытки. Мое и его имя не подошли, зато имя любимого писателя открыло мне доступ к его личной переписке. Ее звали Кати. Она писала с большим количеством орфографических ошибок, и, если судить по неумеренному использованию знаков препинания, эта Кати, видимо, полагала, что знаки препинания созданы для изображения улыбок, гримас и дурного кокетства. Я представляла ее похожей на юных девушек, которые порой встречаются мне в метро: что-то вечно щебечущая, в джинсах с заниженной талией, из-под которой виднеются трусики-стринги в горошек, а наверху – свитерок в обтяжку, закрывающий только грудь и при этом доходящий до розового пупка. В мейлах, адресованных Жерому, инфантильные признания моего мужа явно компрометировали его статус преподавателя литературы. Он говорил о Кати, как «о сладком наркотике». Жером пояснял: с его точки зрения, любовная страсть – это настолько темная тайна, что она вгоняет его в убийственный раж, особенно когда некий Арно отвечал с мобильника Беатрисы. За несколько дней до Рождества, когда дирекция колледжа отстранила от работы моего мужа, он объяснил мне причину и рассказал обо всем в деталях.
– У тебя любовная связь с семнадцатилетней студенткой, – закричала я, грохнув три стакана и
