меня порой на улице, совали мне в руки отрез, и деваться уже мне было некуда. Приходилось их обмеривать и шить. Я стал ходить с сантиметром в кармане.
Приносили и обивочную ткань. Помню, сшил как-то джинсы из толстенной парусины, сломав несколько иголок. Шил я в изобилии джинсы из вельвета. Вельветовые предпочитали интеллигенты и носили их со свитерами и трубками. Белую ткань приносили женщины.
Был ли у меня талант портного?
Я думаю, был, однако я не пытался его развивать. Я лишь пытался устроить свою жизнь так, чтобы иметь как можно больше времени для творчества. Я тогда тоннами писал стихи.
Уже в феврале 1965-го я уволился из книжного магазина на Сумской улице, где работал книгоношей, и всецело перешел на пошив джинсов и брюк харьковской интеллигенции.
Перебираясь в Москву, я увез с собой ручную швейную машинку подольского завода, простую и прочную, содранную конструкторами с немецкой зингеровской. Эта труженица зарабатывала мне и на крышу над головой, я снимал комнаты, и на питание мне и моей подруге, все той же даме старше меня. И даже на алкогольные празднества с товарищами поэтами и художниками хватало.
Я обшивал творческую Москву все семь лет, что прожил в ней. И скульптору Эрнсту Неизвестному сделал джинсы, и поэту Окуджаве, и еще сотням уже забытых мною «творческих работников» и их подруг. Жене писателя Мамлеева, помню, сшил белые, в черт знает как далеко отстоящем от современности году.
В последние годы мои в России я достиг высшего пилотажа, стал подделывать иностранные изделия, специализировался на женских брюках, снабжая их иностранными этикетками. То есть стал контрафактором.
Этикетки, так же как и иностранный образец для копирования, и ткань приносила мне длинноносая девушка Ирина, жена поэта Игоря Холина.
В Москве есть сейчас журналистка Арина Холина. Так вот, этикетки, образец и ткань приносила мне ее молодая мама.
Я получал 15 рублей за штуку. 15 рублей за брюки без карманов! Я мог изготовить, если был заказ, и две, а то и три пары за день.
Я чувствовал себя конечно же мошенником, но большим мошенником, художником, подделывающим шедевры Рафаэля, предположим.
Моя портновская деятельность фактически прекратилась в 1974 году, когда мне пришлось покинуть СССР.
В 1975 году я осел в Нью-Йорке.
Шить джинсы на родине джинсов не было необходимости.
Иногда недружелюбные биографы пытаются меня унизить, мол, «мы знали его как портного, джинсы шил!». Я же горжусь своими умениями, приобретенными в жизни.
25 мая 2013
Дутые герои буржуазии
О, Гуриев! Великий экономист, нам говорят, без которого нам в России не жить, подохнем все.
Дочь еще одного великого экономиста Ясина, Ирина, рыдая, объясняет, какая это трагедия, что Гуриев уехал в отпуск за границу и не вернется никогда. («Оставил только карточку свою!» – как поет Гарик Сукачев. На сайтах висит.) А вслед за Гуриевым мы потеряем тысячи молодых экономистов, которые так
