нивы; здесь трепетали остатки тел сожранных людей и животных; в столице его народ пребывал в унынии, никто не смел выйти за двери; голод и смерть царили повсюду.
Объятия нежной супруги не могли истребить в отце моем помышления о всеобщем несчастье. Сама матушка моя умножала скорбь души его, представляя себя на жертву в спасение отечества. Можно ли было принять такое предложение супругу, полагающему в ней все своё благополучие? Но следовало чем-нибудь спасти народ! Богорис и Куридана были великодушны: он хочет идти сразиться и победить или погибнуть, а она вознамерилась искупить жизнью своею его и отчество. Княгиня против воли княжеской созвала верховный совет. Тот повелел советникам удалиться, не слушать предложения женщины, обещает защитить себя и их одной своею неустрашимостью, но Куридана их останавливает. Она показывает им гибель всеобщую, происходящую за неё одной; рисует им весь ужас происходящего и согласна одна за всех пойти на съедение Зиланту. Уговаривает их не повиноваться в таком случае их монарху. Вельможи благодарили ее, превознося похвалами. Богорис угрожал, метался и не знал, что предпринять. Любовь и добродетель сражались внутри него.
Время было утреннее. Зилант был уже под стенами города; вскоре страшный свист его донесся до чертогов княжеских; слова «Богорис, отдай мне жену свою» повторялись по чертогам в жутком отголоске. Куридана мужественно встала, обняла нежно любимого супруга, попрощалась с ним навеки и вышла. Богорис со всем своим великодушием не мог вынести вида столь поразительного, не мог ни удержать ее, ни воспротивиться, ибо силы его оставили и он пал без чувств. Куридана останавливается, проливает слезы, возвращается к мужу, целует напоследок бесчувственного супруга и предается вельможам. Те же в рыданиях употребляют во всеобщую пользу бесчувствие своего государя, подхватывают на руки свою избавительницу и несут её к городским воротам. Алтари курятся, и коленопреклоненные жрецы возносят к бессмертным богам моления о спасении своей героини.
Весь город в слезах провожал бедняжку за ворота и оставил снаружи.
Между тем Богорис пришел в себя; не увидел рядом своей супруги, и обнаружил себя всеми оставленным. Отчаяние охватило его. Он выхватил меч свой, вознёс его на грудь свою, не желая пережить свою возлюбленную, которую полагал уже растерзанной чудовищем. Но невидимая рука вырвала меч из рук его. Княжеские чертоги наполнились светом, подобным утренней заре, и перед князем предстала женщина в белом одеянии. Величие и милость сияют из престарелых черт её лица. Она возвестила ему: «Богорис! Приди в себя! Добродетели твои не должны допускать к тебе подобного отчаяния? Не волнуйся о безопасности о своей супруги: к ней не сможет прикоснуться чудовищный Зилант. Но чтоб уверить тебя в истине слов моих, знай, что я волшебница Добрада, родственница и подруга покойной твоей тещи княгини Кегияне. Я присутствовала при рождении твоей супруги и, предвидя возможную опасность от чародея Сарагура, повесила ей на шею талисман,
