Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость, и обман!»
Вместе с тем отречение Николая II за себя и за своего сына Алексея было очевидным нарушением закона о престолонаследии, так как царь не мог отрекаться за прямого наследника. Многие видели в этом шаге бывшего царя тайный смысл, то есть намерение в дальнейшем отказаться от этого акта как не имеющего законной силы. Так, например, кадет П. Н. Милюков (1859–1943) прямо позднее писал: «Отказ в пользу брата недействителен, и это есть трюк, который задуман был и осуществлен в отсутствие царицы… При условии передачи власти Михаилу легче было впоследствии истолковать весь акт как недействительный». Но однако нам не следует забывать, что по законам Российской империи и сам монарх не имел права отрекаться от престола, о чем все сведущий Милюков почему-то умолчал.
Любопытные и противоречивые сведения об отречении Николая II приводит в своих воспоминаниях генерал А. А. Брусилов, ссылаясь на рассказ генерала Н. В. Рузского. Читаем эти строки, относящиеся к периоду времени августа 1917 года:
«В это время собрался в Москве съезд общественных деятелей. Я выступал и объяснял подробно положение армии и дух ее. Причем не скрывал, что она находится в ужасном виде и положение ее безнадежно. В том же духе докладывали о положении дел на фронте и генералы Алексеев, Рузский, Юденич и Каледин. Кажется, в тот же день или на другой у меня обедали ген. Рузский и Каледин. Это было в последний раз, что я их видел, не подозревая об этом тогда. /…/
Ген. Рузский рассказывал нам много подробностей о своем пребывании в царском поезде во время отречения Николая II в Пскове. У него была собственноручная записка государя, которую он ему прислал через час после отречения. Государь колебался и просил его остановить дело. Он писал, что вопрос о наследнике следует переделать. Но было уже поздно, телеграммы были уже разосланы по всей России. Тяжело было и у Рузского на душе, но он не был так безысходно мрачен, как Каледин».
Вот еще одно свидетельство. Генерал А. И. Деникин красочно позднее описывал в своих мемуарах переживания Николая II после отречения, сообщая отдельные неизвестные ранее детали событий:
«Поздно ночью поезд уносил отрекшегося императора в Могилев. Мертвая тишина, опущенные шторы и тяжкие, тяжкие думы. Никто никогда не узнает, какие чувства боролись в душе Николая II – отца, монарха и просто человека, когда в Могилеве при свидании с Алексеевым он, глядя на него усталыми, ласковыми глазами, нерешительно сказал:
– Я передумал. Прошу Вас послать эту телеграмму в Петроград.
На листке бумаги отчетливым почерком Государь писал собственноручно о своем согласии на вступление на престол сына своего Алексея…
Алексеев унес телеграмму и… не послал. Было слишком поздно.
Телеграмму эту Алексеев,
