С Богом, – тихо произнес Михаил Владимирович.
Все шло как обычно. Никаких сюрпризов. Вполне рутинная операция. Только у медсестры Лены Седых слегка дрожали руки. Бокий отошел подальше от стола, отвернулся. Санация брюшной полости – зрелище неприятное, даже для бывалого подпольщика-большевика.
Валя стоял возле головы больного. Тут же, на отдельном столике, помещался небольшой, элегантный, весьма замысловатый прибор, звукозаписывающее устройство. Михаил Владимирович действовал быстро и четко, он уже начал ушивать перфорационное отверстие двухрядным швом, когда отчетливо прозвучало слово «Бафомет».
За этим последовал монотонный поток слов, в основном непонятных, лишь иногда мелькали обрывки русских фраз: «…отдаю себя во власть… клянусь… подчиняюсь… моя воля полностью принадлежит… если я нарушу…»
Михаил Владимирович понял: говорит больной. Говорит человек на столе, в летаргии. Открыта брюшная полость. Идет операция.
У профессора пересохло во рту, бешено забилось сердце, вспотели ладони под перчатками. Потребовалось огромное усилие воли, чтобы не дрогнула рука. Он продолжал шить, не позволяя себе ни на мгновение отвести взгляд от операционного поля, даже когда рядом громко охнула сестра и несколько инструментов со звоном упали на пол.
– Я отрекаюсь от страны, в которой родился и живу, во имя благословенных мест, которых достигну, отринув этот нечистый мир, проклятый небесами, – отчетливо произнес Линицкий.
– Боже, у него глаза открыты, – крикнула Лена, – он не спит, сделайте что-нибудь!
Анестезиолог приложил пальцы к шее больного и через секунду произнес:
– Да нет, спит, пульс ровный, хорошего наполнения.
– Освобождаю тебя от клятвы, срок истек, ты свободен, ты здоров и свободен, – сказал Валя, подстраивая свой голос к ритму бормотания больного и вдруг добавил, не поворачивая головы, не меняя интонации, – уведите ее от стола, быстро.
Надо отдать должное Бокию, он отреагировал моментально. Подошел к сестре, взял ее за плечи, повел в угол, усадил на стул. Место сестры занял анестезиолог.
Валя продолжал диалог с больным, и скоро Линицкий затих, закрыл глаза. Говорил только Валя.
– Ты свободен от клятвы и от памяти о ней ты свободен, во сне выздоравливает твое тело, каждая клетка наливается покоем и силой, вместе с телом выздоравливает твоя душа.
– Вот рассказали бы мне, ни за что не поверил бы, – нервно усмехнулся анестезиолог.
– Такое никто никогда вам не расскажет, и вы никому никогда не расскажете, вы должны молчать, – донесся голос Вали, – вы все забудете.
Только закончив операцию, Михаил Владимирович отдал себе отчет в том, что более всего поразило его. Едва лишь начал звучать странный монолог Линицкого, Бокий подскочил к столу, выключил фонограф, а потом уж спокойно отвел в сторону медсестру.
Москва, 2007
Хорошо,
