«Нету там никого».
– Леха, ты, все-таки, потише. – Ефрейтор передал стаканчик «фирмовому» и занюхал яблоком. – Не хочется вылететь с этого курорта опять на севера. У нас в батальоне десятка два было намылились смотаться на отдых в училища, а отпустили троих. Вот это конкурс я прошел, прикинь!
«Фирмовый» все время угодливо похихикивал, его явно давило бражной тошнотой, но крепился.
– А мне и в Германии курорт. – Леха протянул руку, заваливаясь на койку, и «фирмовый» с готовностью выстрелил сигарету с пачки, щелкнул зажигалкой и поднес красивый огонек. Нос-бараболина выгулькнул на секунду с темноты и исчез, как жуткое привидение.
– Осталось восемь месяцев самой лафы. Вернусь, соберу марки с салаг – к ста дням до приказа надо уже быть в прикиде. Знаешь, какие шмотки я могу купить у нас в Магдебурге. Не то, что в этой совдэпии. Эх, Магда, Магда, Магдебург – это вам не Петербург! – прогугнявил Леха голосом подзаборного шансонье. – До Западной Германии полста километров – час ходу на моей «шестьдесятчетверке». А надо будет, за двое суток до моря дойдем! – Вдруг пробудился в нем ген «освободителя-завоевателя».
В углу забулькало опять.
– А вас там часто пускают в увольнения? – Неожиданно Вадим услышал рядом голос Игоря.
– А нахрен мне эти увольнения с пастухом. Мы – в самовол, через забор. Гаштет, девочки-немочки. Воля! А ты – увольнение.
– И так все два года? – В вопросе Вадима Леха почувствовал провокацию.
– Э-э-э, Бут! Чтобы так жить, надо на первом году помаяться без копейки, да без прикорма. Да подраить писсуары зубной щеткой. Да через день – дневальным без сна. Дед, сука, бросит в морду грязное тряпье свое и попробуй не постирай. А если влажное утром, – в рыло!
– И ты стирал? – Вадим чувствовал опасное приближение к грани, но это «и не церковь, ни кабак, ничего не свято» туманило рассудок, отпускало тормоза. Хотелось остановить этого «защитника Родины» в его бахвальстве, опустить до уровня, что заслуживает, и откуда лезет наверх в пьяной браваде.
Койка в углу взвизгнула противно, и повисла пауза на секунду, наверное, показавшаяся целой минутой всем, вдруг замершим в темноте.
– Тебе, салага, это еще предстоит, так что не умничай! – Голос Лехи в совершенной темноте звучал зловеще. – Или ты думаешь, в училище выдрочишь звездочки на погоны, заявишься в часть и будешь командовать? Ложили мы там на таких командиров! У меня сержант – командир моего танка, мне – рядовому, трусы стирает, прослужил полгода потому что! И свои 48 марок, гнида, будет отдавать мне, пока не проводит «дедушку» на дембель! Понял?!
Повисла пауза. В углу взблеснул огонек, забулькало, и, уже, наверное, пустая бутылка звякнула о ножку койки.
Эта темень, как в гробу, давила на Вадима. Хотелось встать и выбежать в прохладу ночи, от смрада дешевой бормотухи, тошнотного икания «фирмового», избавиться от опоясывающих пут подкрадывающегося неизвестного еще страха.
– А ты борзый, Бут! – Темнота оживала, Леху явно
