соседей ниже себя и называли трейлерными. Так как они ходили в одну и ту же школу, эти две группы ежедневно дрались друг с другом. Все преступления и хулиганские поступки, совершаемые в пригороде, автоматически считались делом рук трейлерных ребятишек.
Велосипед украл Кевин, подросток-хулиган с Северной улицы. Он показывал его своим приятелям, прежде чем перекрасить. Марк тоже его видел. Слухи все нарастали, и полицейские заинтересовались этим делом. Однажды вечером раздался стук в дверь. В расследовании упоминалось имя Марка, и полицейский хотел его кое о чем расспросить. Он целый час сидел за кухонным столом и таращился на Марка. Это было совершенно не похоже на телевидение, где подозреваемый абсолютно спокоен и даже подсмеивается над легавым.
Марк ни в чем не признался, но зато потом три ночи не спал и дал себе клятву жить честно и не впутываться ни в какие дела.
Но тут беда была настоящая, куда хуже украденного велосипеда: покойник, который перед смертью открыл ему свои тайны. Интересно, он правду говорил? Он был в стельку пьян, да и крыша у него поехала, все болтал о каком-то волшебнике. Только зачем ему врать?
Марк знал, что у Роми был пистолет, он даже сам держал его в руках и дотрагивался до курка. И из этого пистолета был убит человек. Наверное, это преступление – видеть, как человек кончает с собой, и не пытаться помешать.
Никогда ни одна душа ничего от него не услышит! Роми уже ничего не скажет. С Рикки можно будет договориться. Промолчал же Марк насчет велосипеда, промолчит и сейчас. Никто никогда не узнает, что он был в машине.
Вдали послышался вой сирен, а затем равномерное жужжание вертолета. Когда вертолет приблизился, Марк спрятался под дерево. Так, осторожно, пригнувшись, он пробирался сквозь траву и кусты, пока не услышал голоса.
Везде сверкали огни: голубые – у полицейских автомобилей, красные – у «скорой помощи». Вокруг черного «линкольна» сгрудились белые полицейские машины из Мемфиса. Оранжево-белая «скорая помощь» как раз подъезжала, когда Марк подкрался к поляне. Никто не казался взволнованным или обеспокоенным.
Роми пока не трогали. Один полицейский делал снимки, другие смеялись. Верещали рации, совсем как в кино. Из-под тела текла кровь вниз по бело-красным подфарникам. Пистолет все еще был у него в руке, лежащей поперек толстого живота. Голова склонилась набок, глаза теперь были закрыты. Подошли санитары и осмотрели его. Они грязно шутили, а полицейские хохотали. Все четыре дверцы машины были распахнуты. Полицейские тщательно осматривали все внутри и снаружи. Никто не делал попытки забрать тело. Вертолет сделал последний круг и улетел.
Марк сидел в кустах, футах в тридцати от дерева и того бревна, на котором они курили. Отсюда ему прекрасно были видны поляна и толстый адвокат, лежащий на лимузине, как дохлая корова на середине дороги. Подъехала еще одна полицейская машина, потом еще одна «скорая помощь». Из машины с величайшей осторожностью вынули белые пакетики с чем-то невидимым. Двое полицейских в резиновых перчатках свернули шланг.
