Я промолчал. На следующий день он снова пришел и играл еще хуже. Я отвел его в сторону – поговорить. «Вуядин, – сказал я, – мы оба прекрасно понимаем, что футболист ты никудышный, может, тебе что-то другое попробовать? У нас есть теннисный корт, я думаю, у тебя получится». Вуядин опустил глаза – он был очень расстроен. «Ты выгоняешь меня из сборной?» – спросил он. Пришлось признаться, что так оно и есть. «Жаль твоего времени, – утешал я его, как умел, – все равно футболиста из тебя не выйдет».
Вуядин Бошков долгие годы был капитаном и непревзойденной звездой местной команды «Воеводина», провел пятьдесят семь матчей за национальную сборную, в составе которой участвовал в Олимпиаде в Хельсинки, играл за итальянскую «Сампдорию», а после ухода из большого спорта стал отличным тренером. В 1979–1982 годах он тренировал легендарный «Реал» и довел сборную Югославии до четвертьфинала на чемпионате Европы 2000 года.
В моей жизни бывали прогнозы и поточнее.
Был ли я счастлив в те дни? Не знаю. Как писал немецкий поэт Рихард Демель, горе переживается в одиночестве, а счастье разделяют с другими. У жизни своя динамика. Главные движущие силы человеческой природы – секс, любовь, честолюбие, жажда познания – в те дни правили мной и, вероятно, были сильнее чувства утраты. Я по-прежнему пытался выяснить, что случилось с отцом, но прикладывал не меньше усилий, чтобы разузнать подробности об игроках английской команды «Астон Вилла», за которую болел. Два раза в неделю я играл в теннис, танцевал, по-рыцарски ухаживал за Мецей и (с гораздо менее рыцарскими намерениями) – за своими соседками-блондинками, без устали читал, и, пока в школе нас учили русскому (отдавая дань суровому соседу-медведю), я с большим трудом освоил еще и английский – по старым журналам «Тайм», которые нашел на верфи Руди.
Что же касается самого главного события тех дней, то оно не относилось к разряду интеллектуальных.
Обычно по воскресеньям я ходил к дяде Лаци на ужин. Его служанка, сербская девушка лет двадцати пяти, имела обыкновение открывать мне дверь только наполовину, что вынуждало меня, входя, прижиматься к ней. Прошло несколько недель, пока до меня дошло. И тогда процедура входа в дом превратилась в самую длинную часть визита к дяде. После нескольких таких недель я дождался, пока дядя отправится спать, и попытался поцеловать ее. Она расхохоталась, схватила меня за руку и потащила в свою маленькую спальню, где я довольно драматично потерял девственность.
Наш роман длился несколько недель, пока дядя однажды не заметил, как я выбираюсь из ее комнаты. Он провел меня в свой кабинет, усадил напротив и с самым серьезным выражением лица (только много лет спустя он признался, что с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться) сказал: «Есть одно важное правило: этим не занимаются с чужой служанкой. Я этого не сделаю с твоей служанкой, а ты – с моей». Я покраснел, извинился и только по пути домой вспомнил, что у меня, собственно, нет служанки.
Глава
