[при помощи ока разума; № 2] друг другу и обсуждать это [№ 3], а затем писать учебники, описывающие обнаруженное. Но в обоих случаях описание зависит от набора предписаний, которые сначала выполнили, и вторично по отношению к нему».[64] Огромное различие, как мы уже отметили, состоит в том, что в эмпирических науках данные (или их последствия на макроуровне) можно увидеть или пережить на опыте при помощи ока плоти (или его продолжений); в рациональной феноменологии, включая и математику, сами данные можно увидеть и пережить на опыте лишь при помощи ока разума. Предписания касаются другой предметной области – интеллигибилии, а не сенсибилии.
Эти же три принципа действуют, если взять другой пример, в классической феноменологии (например, Гуссерль). Ведь феноменология начинается с предписания – «выведите за скобки» внешние события и различные предварительные концепции и, таким образом, подойдите к прямому, непосредственному и интуитивному ухватыванию (или постижению) предметной области ментальных феноменов как ментальных феноменов. Эти ухватывания затем совместно обсуждаются и подтверждаются (или опровергаются) посредством межличностной коммуникации и интерпретации.
Исходная точка для подобной ментальной феноменологии попросту такова: в чем состоит сущностная природа ментального акта, символического события, лингвистического понимания, когда оно раскрывает себя интуитивно, или непосредственно, оку разума? Согласно феноменологии, если обратить исследовательский взор напрямую на ментальный акт (образ, символ, слово в том виде, в каком их видишь), то обнаруживаешь, что он неотъемлемо обладает интенциональностью, или смыслом; у него есть собственная форма, или структура; и оно семиотично, или символично. Ведь, в отличие от предметов сенсибилии (камней, фотонов, деревьев и т. д.), которые сами по себе не обладают смыслом или значением (в плане того, что они символьно не репрезентируют, представляют или указывают на нечто иное, кроме самих себя), предметы интеллигибилии неотъемлемо обладают смыслом, ценностью или интенциональностью (то есть ментальный символ или акт имеет способность репрезентировать или указывать на какой-то другой объект или акт). И открытие вами смыслов происходит посредством ментального исследования, или интерпретации, а не воздействия на органы чувств.
Можно привести простой пример: не существует никакого эмпирико-научного доказательства смысла «Гамлета». Это произведение ментально-символьной сферы и, следовательно, оно может быть понято, или ухвачено, лишь ментальным актом. Чувственные данные почти полностью бесполезны. «Гамлет» не состоит из электронов, молекул, дерева или цинка; он состоит из единиц смысла – ментальных данных, – которые раскрываются не как сенсибилия, а как интеллигибилия.
Сходным образом феноменология раскрывает, что предметы интеллигибилии не только наполнены смыслами и интенциональны, но еще и неотъемлемо межсубъективны.
Brown, G.
