реку! Мешок муки! И не жалко?!
Конь словно знал, куда ему идти. Дашутка легла на его шею, уцепившись ручонками за гриву, и от страха жмурилась. Папаня, конечно, учил править, да всегда рядом шел, а сейчас… ну, как свалится она с коня? Падать высоко, потом не взберешься. А как голову расшибешь да помрешь на дороге? И темень страшенная. Ей сразу сказки про нечисть вспомнились. Ну, как оборотни выскочат да съедят Дашутку вместе с конем? Шатко ехать, то и дело она сползала то в одну, то в другую сторону, руки и ноги устали. Все свои силы Дашутка прикладывала, чтобы не свалиться с коня. А ночь чернее и чернее… холодно, осень…
Конь пришел в село, остановился. И чего дальше-то делать? Слезть Дашутка не могла. Глянула вниз, так и зашлось сердечко – до земли далеко. Она разревелась. Плакала все громче и громче от обиды, что одна, и от страха.
– Эй! Кто тама? – крикнул вдруг какой-то мужик.
Испугавшись еще больше, Дарья разревелась в голос. Прибежали мужик с бабой, стащили с коня.
– Да это ж Ильи дочка, из соседнего села, – сказала баба, взяв Дашутку на руки. Чувствуя безопасность, девочка обняла ее за шею. – Видать, заблудилась…
– Папаня прислал, – сказала Дашутка сквозь рев. – Грабить идут. У нас все забрали… и у вас отберут…
Мужик велел бабе отнести дите в дом, а после бежать по соседям и предупредить их. Сам же кинулся спасать свое добро…
– Тогда у нас забрали все подчистую, – сказала Дарья Ильинична. – От ужина две картофелины осталось, так и их красноармеец сунул в карман шинельки. А я с тех самых пор в опасные минуты ощущаю себя на лошади. Но именно тогда я приобрела первый опыт выживания, поняла, что моя жизнь в моих руках. Страшнее той поездки не было у меня мгновения, она стала мерилом опасности. И я всегда думала: раз уж в четырехлетнем возрасте не свалилась я под копыта лошади и не свернула шею, то взрослой все преодолею.
– Как же отец отправил вас ночью такую маленькую одну?
– Больше-то некого было послать. А отец подумал о людях. Помогали тогда друг другу, какая-то сплоченность была. Зато позже…
– Извините, а зачем он мешок в реку сбросил?
– Отец, оказывается, попросился тогда до ветру, то есть в туалет, на самом деле решил украсть свое же. Он успел сбросить в реку два мешка. Мука в воде превращается в плотный клейстер, но только ее верхний слой, далее вода не просачивается. Мешки потом вытащили, подсушили, верхний слой окаменел, а внутри осталась мука. Год мы на ней и продержались. Не рискни отец, подохли б с голоду. А рисковал он страшно, могли расстрелять за саботаж. Понятно, от чего мы бежали?
– М-да…
– В город переехали в тридцатом году, обосновались. Вовремя сбежали из деревни! Вскоре в городе всем выдали паспорта, а деревенским не дали. Представляете? Крестьяне не имели права уезжать из деревень, без паспорта за нарушение режима строго наказывали, например, в лагерь отправляли на исправительные работы. А какой смысл жить в рабстве? Пашешь, пашешь, все равно отнимут,
