при живом-то муже с другим жила. И никто не вспоминал про то, что ей просто негде жить.
Дарья продолжала работать у Самойлова, дожидаясь времени, когда пойдет учиться. Как-то в феврале она застала Самойлова дома, чего никогда не случалось. Встретил он ее весь потерянный, взъерошенный:
– Не сегодня, Даша. Елене Егоровне плохо.
Позже дошли слухи, будто полковника Огарева расстреляли. Собственно, о расстрелах кругом шептались, в газетах писали о заговорах, заговорщикам выносилось всеобщее порицание и презрение. Но в кругу семьи люди шептались совсем с другим смыслом: что ж это творится, не может же столько быть врагов и предателей?! Шептались и мамаша с папашей, предупреждая Дарью, чтобы нигде об этом ни словечком не обмолвилась, а то и мамашу с папашей заарестуют. А за что? Если бы не частые аресты, Дарья не верила бы и в расстрелы. Жизнь ей виделась прекрасной, наполненной событиями и свершениями, а она не принимала участия в этой жизни! По Европе шагал фашизм, Советское государство окружали недремлющие враги, все равно делались научные открытия, совершались подвиги… Тут еще Семка вступил в комсомол, а она мыла полы!
Елена Егоровна совсем поникла, много курила и молчала, жила затворницей. Дарья старалась занять мальчишек, им ничего не говорили про отца, но они знали и скрывали от матери, что знают. Время ползло, будто черепаха, но оно в конце концов подлечило Елену Егоровну. Веселой она не стала, всего-навсего примирилась со смертью мужа.
Как-то она пригласила Дарью за стол на пирог с капустой, который сама приготовила, – так уж случилось, что домработница стала единственной ее подругой. За столом Елена Егоровна сообщила:
– А я вышла замуж, Даша. Вчера.
У Дарьи глаза выкатились. Замуж! А где свадьба, цветы, радость? Дарье уже исполнилось четырнадцать, она поумнела и, естественно, догадалась, за кого вышла замуж Елена Егоровна, – ведь спальное место Фрола исчезло из кухни, а новой кровати нигде не появилось. Но отчего Огарева опустила глаза и с полчаса болтала чайной ложкой в чашке? Почему прятала слезы?
– Поздравляю, – сказала Дарья, словно на похоронах высказала соболезнования.
– Осуждаешь меня?
И слезы… кап, кап… падали на белую скатерть, оставляя темные пятна. Дарья подскочила к ней:
– Да что вы, Елена Егоровна! Чего ж вы плачете? Радоваться надо! Вам одной никак невозможно, а Фрол Пахомыч хороший человек, ребят любит… и вас.
За те редкие часы, когда Самойлов оказывался дома, Дарья подметила, с какой робкой заботой и нежностью он относился к Елене Егоровне. Даже ей, подростку, стала очевидной его любовь, которую он тщательно прятал от всех. А Василису, стало быть, не любил, просто гулял с ней. Конечно, Дарья терялась, испытывала к нему двойственные чувства. С одной стороны – он поступил дурно, гуляя с Васькой и бросив ее, с другой стороны – сестра сама лезла к нему и тем самым уронила себя в его глазах. И на чьей стороне больше правды, Дарья не могла решить.
Тем
