на тумбе, войдя на кухню, чистый лист бумаги, шариковую ручку. Отодвинул бутылку, стаканы, тарелки, сигареты и пепельницу на угол стола, положил лист с ручкой перед Кулениным:
– А теперь, Вася, пиши!
– Че писать-то?
– Объяснительную!
– В смысле?
– Пиши, как над матерью издеваешься, деньги на пропой у нее отнимаешь, что пьянствуешь и дебоширишь каждый день. Пиши о том, как сегодня с дружком встретился, как пили, выгнав мать на улицу. В общем, пиши все о своем поведении.
– Ага?! А ты потом меня в кутузку? И дело заведешь?
– Я дела не веду. Это работа следователей. Но в «обезьянник» отправлю, если откажешься здесь объяснение писать. Даю тебе минуту на размышление. Либо пишешь бумагу и мы продолжим разговор тут, дома, или я вызываю наряд патрульно-постовой службы и общаться будем уже в отделе. Но учти, в последнем случае по-мирному мы уже не договоримся.
– А здесь договоримся?
– Все будет зависеть от тебя!
– Ладно! Хотя я сейчас накатаю бумагу, а ты все одно нас с Балбесом в ментовку определишь.
– Надо было тебя еще под душем подержать. Еще плохо соображаешь. Зачем мне заставлять тебя писать объяснение здесь, чтобы потом вести в милицию, когда я могу без проблем взять с тебя объяснения и в отделе, после того как отсидишь сутки в клетке?
Куленин почесал нос:
– А, хрен с тобой! Хуже не будет.
Он взял ручку и начал писать.
Дементьев прошелся по кухне. Встал у окна. Его окрикнул Скрепин:
– Слышь, участковый?
– Чего тебе?
– Поговорить бы с глазу на глаз.
– В отделе поговорим.
– Зачем отдел? На меня у своего участкового компромата хватает, а тут ты еще с обвинением в нападении, мне же никакого резону на зону попадать нет.
– Раньше об этом надо было думать.
– Да погоди ты! Выслушай.
– Ну, что ж, но только без глупостей. Второй раз я тебя успокаивать в более жестком режиме буду, понял?
– Понял! Все понял!
Дементьев отстегнул наручники, повесил их на карабин пояса.
Скрепин поднялся, поправив рубашку:
– В комнату пройдем, пока Куль на себя бумагу катает?
– Иди вперед!
Дементьев со Скрепиным прошли в комнату. Капитан указал ему на диван:
– Садись!
Сам устроился на стуле, напротив пьяницы и дебошира.
– Ну? Говори, что хотел сказать, я слушаю!
Скрепин тряхнул головой, словно сбрасывая с себя груз тяжелого похмелья. Надо признать, в чувство он пришел быстро. Есть такой тип пьяниц. Нажрутся в дым, вроде на грани отруба, а кемарнут минут пятнадцать или продышатся на воздухе – и вроде почти в норме. К данному типу принадлежал и Леонид Скрепин.
– Короче, начальник, врубаюсь я, что ты намерен повесить на меня нападение на представителя власти, так?
Дементьев уточнил:
– Вооруженное
