узнав их по одеяниям. Среди них был и Аарон. Иоанн смутился и стал проталкиваться дальше. К его страху, что может пролиться кровь и начнутся беспорядки, добивалось волнение, что может вскрыться нарушенный им приказ дяди оставаться дома.
Начинало темнеть. Из-за спин солдат, что перекрывали проходы с улиц к площади, было видно, что толпы горожан стекаются с разных концов города. Наверху открылись ворота, те самые, украшенные искусной резьбой, через которые тетрархи и свита, а прежде и царь входили на Храмовую гору. На мосту появилось около десятка представителей духовенства, они направились в здание. Это приковало внимание людей, и после того, как солдаты пропустили их внутрь, толпа разразилась радостными криками. Прошло еще немного времени, и вокруг стали зажигаться факелы. Вдруг, по сигналу военачальника, к Палате тесаных камней сбежалось около тридцати-сорока солдат, которые усилили блокаду двери, после чего военачальник с восемью солдатами вошел внутрь. Толпа стала недовольно шуметь. Доносились крики. Но вскоре, хотя уже спускались сумерки, все заметили, что центурион с теми же солдатами вышел на мост и направился в сторону Антонии. Кто-то даже спутал его с префектом и стал кричать из толпы: «Смотрите, Грат! Грат с ними!» Военачальник еще взбирался на коня, когда из здания вышел первосвященник Каиафа и, поприветствовав толпу жестом, дал понять, что договоренность была достигнута и народ может возвращаться по домам. Солдаты тут же расступились. Часть последовала в Антонию, а центурия, что пришла из дворца Хасманеев, направилась обратно. Народ не торопился расходиться, видимо, желая узнать подробности, да и обсудить события. Иоанн же, долго не думая, поспешил домой.
Пьяный священник
Дядя Аарон так и не пришел ночевать. В такие напряженные моменты синедрион обычно созывает срочное собрание, куда приглашают все духовенство. Наверняка он там или где-то с друзьями-саддукеями.
Ворота дома открылись лишь на следующий день, ближе к ночи. Аарон был пьян. Иоанна это привело в крайнее смущение – никогда ранее он не видел хозяина дома таким.
– Откуда он? – подумал Иоанн. – Мало того что пьян, так вдобавок какой-то настороженный и уставший.
Левый бок и рукав черно-белых одежд Аарона были в пыли, платок надвинут на голову больше необходимого, от чего терялась его степенность. Ко всему этому на груди красовалось хоть и небольшое, но заметное пятно от вина, напомнившее Иоанну почему-то морду льва. Аарон дошел до лавки под гранатовым деревом и рухнул на нее, тяжело выдыхая. Даже не глядя, он почувствовал взгляд Иоанна через приоткрытую дверь.
– Иди сюда, сынок! Как ты?
– Волновался, – ответил юноша. – Но пергамент я закончил.
– Принеси вина из погреба! – громко крикнул священник и добавил: – Того, что слева!
– Хорошо.
– И кружки возьми!
