предстояло подниматься либо по дороге, уводившей вправо через ельник, которая едва-едва угадывалась под волнистой гладью снега, чтобы затем уже перелесками продолжать восхождение до самых гор. По всем соображениям, этот маршрут был наименее рискованным, но ходьбы получалось на несколько километров больше. Либо оставался второй вариант, позволявший срезать дорогу, – взяв левее. В этом случае примерно в течение часа пришлось бы подниматься вверх по открытой местности. Риск обнаружения существенно возрастал, голое пространство при ясной погоде могло просматриваться с большого расстояния.
Халид предлагал продолжать восхождение коротким путем. Но старший брат упорно стоял на своем: никакого лишнего риска. Он принял решение продвигаться лесом: тише едешь, дальше будешь. К тому же шансов выйти на своих больше, да и безопаснее. Но прежде чем продолжать путь, Арби предлагал основательно просушить обувь. И у Доди, и у Халида ботинки промокли насквозь. В дневное время костер, конечно, могли заметить, дым виден за многие километры, но еще опаснее было отморозить ноги. И Арби показал рукой на ельник, взбегающий вверх над лощиной. Оставалось там подыскать подходящую расщелину.
В лесу стояла безжизненная тишина. На ветвях уютно обступивших опушку пихт лежали пышные шапки снега, ветра не чувствовалось. Подходящего углубления не нашлось, и костер пришлось разводить в яме, предварительно выкопав ее в снегу. Дым, конечно, могли заметить. Но выхода не было, не обмораживать же ноги.
Стараясь хоть чем-то искупить свою вину, Дота трудился, не жалея сил, то и дело бегал в чащу, пытался набрать валежника посуше. Около спуска он даже наткнулся на куст боярышника. Ободрав его чуть ли не по самый ствол, он притащил к яме целую кучу веток. Костер затрещал сильнее. Края снежной ямы быстро оттаивали и чернели. Арби был прав: боярышник почти не дымил.
Халид и Дота развесили сырую одежду и обувь на воткнутых в снег палках, по примеру Арби подгребли под босые ноги хвои и, тесня друг друга локтями, придвинулись поближе к огню. Халид повеселел. Морщась от жара, он принялся разогревать на краю костра консервы.
Две банки перловой каши из солдатского сухого пайка – это всё, что осталось от запасов, не считая луковицы и последнего энзэ, горсти сухарей и плитки шоколада, которые припрятал на дне своего рюкзака старший брат.
Арби приноровился выковыривать кашу расщепленной палочкой. Примеру последовал младший брат. Дота, не отрывавший глаз от перловки, нерешительно выжидал. Арби, всё еще смотревший на паренька с упреком, сунул ему под нос всю банку.
Вдруг раздался треск ветки. Тотчас еще один. Все трое будто окаменели. Халид испуганно уставился на брата. Боясь пошелохнуться, тот обводил глазами чащу. Сомнений не было: в лесу они не одни.
Еще несколько секунд гнетущей тишины – и с обратной стороны поляны, там, где ельник обрывался в низину, послышался
