не ушел. Догнал Шикари, а тот взял его за руку. Горячий июль и февральский лед.
И была ночь на Таганке. Такая же сумасшедшая, как многие ночи до этой, только пахла она безысходностью будущих потерь. Охотник пытался надышаться своим Овером впрок, сколько возможно, уже подсознательно чувствуя, что теперь его жизнь будет расписана графиком «Пустельги» раз в месяц или два, а времени свободного будет столько, что хоть удавись, не зная, как его убивать… Тихо стонала залетная птица, обдирая когтями кожу на спине, а внутри, на дне бушующего моря обожания, рождался крик, адресованный то ли прошлому, то ли будущему.
И только в последний момент Шикари успел извернуться под дрожащим на грани Флином и вцепиться зубами в уголок подушки, не давая вольную протяжному и необъяснимому «О-о-овердр-р-а-а-айв».
Где-то за шестьсот километров к северу одинокое старое сердце выдало глубокий провал в пару секунд, а метель с новой силой взялась за обе столицы, тщетно пытаясь замести все пути-дороги.
«А если там под сердцем лед, то почему так больно жжет…»4
Флин тихо застонал и прижался губами к шее Охотника.
– Ничего не останется от нас, нам останемся, может быть, только мы, и крылатое вьется пламя между нами, как…4 – тихо прошептал тот, с трудом подавляя в себе желание рывком отстраниться.
Шея так и оставалась запретным местом номер один, раздери троян, сколько не пытался Шикари перебороть в себе животное, инстинктивное желание защитить сонную артерию. Ладно, отвлечься.
– Один вопрос, свет… Зачем тебе все это?
Истину. Истину, хакер, сейчас или никогда.
– Вернуть отцу «Div-in-E», – едва слышно ответил Флин. – Я должен это сделать.
2
Утро понедельника встретило Шикари Такахаси зависшим турникетом на проходной и начальником в режиме свободной генерации идей. И если первое пережить можно было – выражение лица лаборанта в отделе сверхточной оптики, фотомордочка на пропуске и только что вылупившийся дракончик – суть одно и то же, то второе грозило неприятностями.
– Дорогой ШИкари…
– ШикАри!
– М-м-м… А почему именно на второй слог, всегда хотел спросить?
Пожилой человечек, такой же невысокий, как и сам Шикари, воззрился на подчиненного с искренним интересом, тут же переключившись на лингвистические тонкости. Парня так и подмывало спросить: «А с какого перепугу вас, Владилен Сергеевич, назвали в честь вождя пролетариата двухвековой забальзамированности?», – но он сдержался. Владилен Сергеевич ему нравился. Человек он был, конечно, скользкий и сверхактивный в вопросе нагрузить подчиненных, но имел один неоспоримый плюс. С ним можно было не сдерживать эмоций и смело орать в ответ, когда орали на тебя. Все лучше, чем потом ронять из дрожащих рук микропризмы.
– Это хинди, –
Мельница – Любовь во время зимы
