своей модели дырокола, а она пока не любит магнитные материалы. Я не вовремя? Извини, тогда мне лучше вернуться в Центр.
– Нет, что ты! – Толстяк выбрался из бассейна и поспешно растерся наждачным полотенцем. – Ты живешь в Центре? Как же так, Леонид? Ведь у клана столько свободных планет! А если они тебе не нравятся, можно построить свою, верно? Зачем ты тратишь столько антинейтронов на общее жилье? Там опасно, поди? Тебе налить чего-нибудь, а?
– Подожди, дай отдышаться, – сипло рассмеялся гость и сел прямо на столик. – У тебя совсем мало кислорода в атмосфере, трудно перестраивать легкие.
– Зачем он нужен, а? Только окисляет все, верно? А хочешь на мою девочку поглядеть? – загорелся Жан-6, едва успев плюхнуться в глубокое диамагнитное кресло. Впрочем, вставать ему не потребовалось, потому что в ножки мебели, как оказалось, были встроены локальные источники гравитации.
– У тебя есть ребенок?.. Но…
– Сейчас сам увидишь! Девочка.
Они переместились по коридорам в сторону детской, и с каждым метром эмоциональное состояние Жана-6 (а значит, и Никласа как зрителя) улучшалось. Когда они открыли дверь детской, ребенок спал, плавая в нулевой гравитации словно стилизованная звездочка, с широко раскинутыми в стороны конечностями. Короткие волосы девочки шевелились, будто водоросли.
– Она совершенно не похожа на тебя. Как ты смог получить от нее хромосомы?
– Я… не получал их.
– Вот как? Значит, она биоформа? Я должен был догадаться, пропорции совершенно не детские. Кремний-нейронные нервы… Ты хоть понимаешь, чем это тебе грозит, Жан-6?
Толстяк пустил по комнате гравитационную волну, колыхнувшую маленькое тело, и на губах девочки возникла слабая улыбка, будто легкое ускорение удачно вписалось в ее сон. Температура Жана-6 подскочила на один Кельвин, и в ответ мягко включился терморегулятор.
– Да, конечно, – сказал он. – Но ведь это красиво, верно? А остальное не так важно. Замечательный ребенок, а?
– Первая же инспекторская проверка выявит его структуру и выпишет штраф за нарушение закона о биоформах. Ты обязан был сразу зарегистрировать ее. Ладно, извини, это не мое дело.
Они вышли из комнаты и переместились в рабочий кабинет, заполненный стеллажами с кассетами и сопутствующей аппаратурой, терминалом для управления системами дома и безделушками вроде псевдоэстетского ржавого топора. В зрении Жана-6 это помещение выглядело совсем не так мрачно, как в представлении Никласа. Стены украшала редкая электромагнитная живопись, текучая и загадочная, из спиральных разводов то и дело формировались неуловимые, но смутно узнаваемые образы всем известных, «музейных» галактик – вот Конская Голова, а вот Муравей, Вуаль в Галактике NGC 6992 или Розетка… Характерная для этого искусства цветовая гамма, преобразованная в видимый диапазон мнемографом, действовала на историка возбуждающе, Жан-6 также приободрился:
– Будешь олова или магния?
– Нет,
