класса прибежали две девочки узнать, не случился ли с кем-нибудь приступ аппендицита.
Потом Анна Рудольфовна целых пол-урока объясняла нам, что трусость – это очень плохое человеческое качество. И что композитор Бетховен в своём произведении «Эгмонт» как раз воспевал храбрость, а трусость никогда и никто на свете не воспевал. Всё это Анна Рудольфовна объясняла нам по-немецки, чтоб «приучить нас к разговорной речи». Но так как мы к разговорной речи ещё не привыкли, она почти каждую фразу со вздохом переводила на русский язык.
Так прошло пол-урока…
И тогда я подумал: как же завизжит Лёлька, если сунуть ей в парту не какую-то мокрую тряпку, а самого настоящего живого ужа! «Надо, – решил я, сперва вынуть чернильницу».
Сидит-сидит Лёлька на уроке – и вдруг через кругленькое отверстие в парте появляется… змея. То есть Лёлька так будет думать, что появилась змея, а на самом деле это будет обыкновенный уж из нашего с Витиком-Нытиком живого уголка. Тут уж Анне Рудольфовне придётся читать лекцию о смелости не меньше урока. А может, и переменку прихватит!
Но потом я подумал: если сунуть ужа в начале большой перемены, когда все убегают из класса, он за двадцать минут может преспокойно уползти и не появится в круглом отверстии для чернильницы. Нет, лучше посадить в парту живого ежа: он заснет в темноте, а иголки его и во сне колются.
Решено: не буду сегодня учить немецкий. Ведь завтра вместо урока будет настоящий спектакль!
12 ноября
Сегодня, в самом начале большой перемены, я сделал всё, как было задумано. Положил Лёльке в парту живого ежа, которому мой брат Дима дал очень странное имя – Нигилист. Я поинтересовался, кто это такие – нигилисты и за что Дима так обозвал ёжика, которого я сам нашёл в лесу прошлым летом. «За то, что он никого не признаёт и всех подкалывает!» – ответил Дима. Мама называла ёжика «Севкой номер два», потому что я, по её мнению, тоже бываю колючим. А мы с Витиком-Нытиком называли его просто Борькой. Одним словом, у ежа было целых три имени, и он ни на одно из них не откликался.
Значит, положил я своего колючего Борьку в парту. И не просто в парту. Я засунул его прямо в мухинский портфель, оказавшийся довольно-таки вместительным, и запер на блестящий серебристый замочек.
Ёжик не уж: он не выползет из портфеля!
Счастливый как никогда, побежал я на большую перемену.
Целых двадцать минут я носился по этажам и даже спустился вниз, где занимались первоклассники. Я изучил всю их стенгазету. Это было не трудно, потому что в ней было всего две маленькие заметочки, написанные огромными печатными буквами, и много разных картинок, нарисованных цветными карандашами: дома, похожие на сундуки с широкими трубами и толстыми хвостами дыма; пароходы с такими же трубами и хвостами; паровозы – тоже с трубами и тоже с хвостами. Я уж давно заметил, что малыши очень любят рисовать трубы и дым. И почему это? В мире ракеты летают, атомные электростанции строятся, а у них дым столбом!
