из яслей, они еще долго обнимались. Джулии стало даже смешно, что она так хорошо все это помнит. Например, запах его костюма. Какой-то странно затхлый, но отнюдь не неприятный. Брайан как раз поступил на работу в начальную школу и носил костюм, купленный в благотворительном магазине, а хлопоты молодого отца не позволяли ему отдавать его в чистку.
Это был мужчина, собиравшийся провести остаток жизни с женой. Оглядываясь назад, Джулия понимала, что и сама не представляла для себя иного будущего.
Как все изменилось. Брайан сделался ее тяжким бременем, засевшим в соседней спальне.
Накинув халат, она вышла из комнаты. Две верхние ступеньки лестницы скрипели, Джулия привычно ступила на них с осторожностью, чтобы не разбудить Анну, просыпавшуюся от малейшего шороха. Джулия не раз задавалась вопросом, не является ли причиной слишком чуткого сна дочери та суета, которую они с Брайаном разводили вечно вокруг колыбели дочери. Во время «тихого часа» сначала следовало убедиться, что в комнате темно, температура воздуха – правильна, не говоря уже о том, что процедура укладывания довольно сложна: сперва укачивание по раз навсегда заведенной схеме, затем, когда Анна начинала засыпать, ее осторожно помещали в колыбельку, поглаживая, пока дыхание не успокаивалось и можно было надеяться, что дочь вдруг не проснется. После этого они передвигались по дому на цыпочках, чтобы, не дай бог, не разбудить ребенка.
Ничего странного, что сон у Анны столь чуток. Она могла спать только в идеальных условиях. Любой, кто жалуется на бессонницу, уснул бы, как кошка на теплой крыше, если бы его полчаса укачивали, а затем сделали бы легонький массаж. Если бы у них с Брайаном родился второй ребенок, они относились бы ко всему куда спокойней. Уже знали бы, что да как. Впрочем, у них и времени бы не было повторить все так, как происходило с Анной. Правда, второго ребенка все равно нет. Выкидыш, а затем – внематочная беременность не оставили Джулии надежд. Она сделалась бесплодной, как однажды выразилась Эдна.
Бесплодная. На редкость выразительное слово, которое Джулия возненавидела. Именно такие слова предпочитала использовать Эдна. Мол, именно так говорили во времена ее молодости, и откуда ей было знать, что невестка обидится? Однако Джулия ей не верила. Эдна прекрасно понимала, что делает. Всегда понимала.
Долгое время она горевала о невозможности иметь других детей, но когда поняла, что любви к Брайану больше нет, вздохнула с облегчением. Во-первых, развестись, имея всего одного ребенка, проще. Во-вторых, она всегда опасалась, что не сможет любить второе дитя так же сильно, как Анну. Потому что это невозможно. Они с Анной были не просто матерью и дочерью, но лучшими подругами. Джулия сознавала, что так будет не всегда и вряд ли продлится долго, но пока она обожала ходить с Анной в кино, за покупками или в кафе. На Рождество утром они отправились смотреть «Щелкунчика». Анна сидела с открытым ртом, словно зачарованная. Джулия тоже почувствовала действие магии театра, превносящей драматизм в обыденную жизнь, чего прежде с ней никогда
