изображали то фрагменты природы, то здания напротив, дворы, или небо.
Как я мог забыть о нём. Всё эта треклятая житейская суета, когда нет времени на размышления, встречи с друзьями.
«Суета – удел рабов», – вспомнилась мне одна из любимых пословиц, и я решительно снял трубку телефона. Стыдно сказать, но уже прошло года два или три, как мы не общались с ним.
– Здравствуйте. Можно Виктора к телефону?
«А кто его спрашивает?» – послышался в ответ настороженный женский голос.
«Наверное, это его жена, Татьяна», – подумал я, пока ответом мне была тишина в трубке. – Это Николай, его товарищ. Добрый день, Татьяна.
«Добрый день».
– Я давно не звонил вам, по командировкам всё разъезжаю. Был на Украине, в Днепропетровске, в Новой Каховке. Вот недавно приехал из Киева. Как вы там поживаете, Виктор дома?
«Как раз сегодня ровно год, как он не живёт дома».
– Вы что, разошлись? – спросил я первое, что пришло в голову. Моему удивлению не было границ. Я знал, как он любит свою жену, и сын у них растёт, он так мечтал об этом.
«Если бы. Умер он, годовщина сегодня со дня его смерти. Вот, мы с сыном, Сашей, помянули его. Простились. Товарищи были, из цеха. Недавно все разошлись…»
Я молчал, потрясённый, не веря своим ушам. Как это, Виктор, и умер? Он же такой здоровяк, жизнелюб, не может быть такого, что за чушь!
«Вы же знаете, он попал под машину на переходе. Сзади него старушка споткнулась, и он бросился на помощь, вытолкнул её на остановку, а сам не успел, легковушка на полном ходу сбила его».
– Это я знаю. Он рассказывал мне в прошлый раз, по телефону.
«Не обижайтесь. Он гордый, не хотел, чтобы увидели его слабым, больным. А дальше всё пошло под откос. Вся наша жизнь. От увечий он так и не оправился. Полгода провалялся в больнице, получил инвалидность, оказался на пенсии. Хотя он не сдавался, гири там разные, гантели. Мечтал поправиться, на работу выйти, повидаться с друзьями».
– Да, у нас на курсах он был самый сильный, и талантом бог не обидел. Рисовал лучше всех.
«Спасибо, что помните. Диабет его доконал. Есть такой ужасный диагноз, как диабетическая стопа. Начали пальцы на увечной ноге чернеть. Гангрена. Сначала одну ногу отняли, потом другую. В больнице он и умер».
Мы помолчали, слушая по телефону взволнованное дыхание друг друга. Слишком тяжёло для неё, да и для меня тоже.
«У Саши, сына нашего, сегодня день рождения. Так вышло. 16 лет ему исполнилось. Вот бы отец порадовался…»
Было понятно, что Татьяне трудно говорить, и я решил закончить этот нелёгкий для нас обоих разговор.
– Поздравьте от меня Александра с этой важной для него и для вас датой. Наверное, он в отца пошёл талантами?
«Да, он хорошо рисует, учится в школе на пятёрки, начал вот тоже железом интересоваться, гири отцовские тягает. Спасибо вам, Николай».
– Вам спасибо, Татьяна. Можно, я буду звонить иногда?
«Конечно, будем рады. Витя часто вас вспоминал, гордился, что вы во ВГИКе учитесь, пишите рассказы, сценарии»…
Я ещё долго не мог прийти в себя от услышанного. На стене передо мной висели два пейзажа, написанные маслом, они мне нравились больше других. Когда-то мы с Виктором часто ездили по заповедным подмосковным местам, на пленэры, теперь эти пейзажи на стене – дань памяти о моём товарище, Викторе Судневе.
Виктор
Это был высокий здоровяк с кротким выражением лица, и смущённой улыбкой. Таким я его увидел впервые на студии, где работал грузчиком мебельного участка, и так же, как и он, поступал на курсы художников-декораторов. Экзамены были серьёзные, почти как в художественный институт; рисунок, живопись, композиция, общеобразовательные предметы, собеседование. Я успешно сдал экзамены, и в числе двадцати абитуриентов, а всего поступало человек сто, не меньше, был принят на курсы.
Должен отметить, что я серьёзно готовился, много рисовал, писал маслом этюды. Об искусстве, в частности, о художниках знал многое, так как с детства читал о них увлекательные книги.
Мой отец, художник, как-то принёс книгу о Рембрандте, затем о Карле Брюллове, я перечитывал их много раз, и знал почти наизусть. Он сам писал копии известных передвижников на заказ: «Алёнушка» Васнецова, «Дети, бегущие от грозы» Перова, «Рожь» Шишкина, это мои любимые картины.
Для меня было чудом, как на белом грунтованном холсте, по мановению отцовской кисти, появляется очередное живописное творение. Я тоже старался изо всех сил, пыхтел рядом с отцом от усердия, мазал кисточкой по картонке, подражая ему во всём.
Следы нашего творчества были
