аппетита, и вообще, были в любимцах у сержанта, хотя он не афишировал этого и не делал исключения для них, скорее наоборот. Для их же пользы.
Сержант встал, усмешки как не было, уже другой человек. Службист.
– Взвод, ужин окончен. Выходи строиться…
В комнате отдыха уютно и тепло, почти как на гражданке. 50 минут личного времени! Но расслабляться и тут не положено. Задача, привести себя в порядок до вечерней поверки. Её проводит старшина, если что не так, наряд вне очереди обеспечен. Надо же кому-то полы драить, толчки в клозете доводить до белизны. Поэтому курсанты не теряли времени даром.
Кто-то начищал бляху при помощи зубного порошка, другие приводили в порядок форму, Путинцев гладил гимнастёрку утюгом, чтобы нигде не морщило. Он был чистюля и педант.
Ванька привычно подшивал свежий подворотничок на завтра, грязный простирнуть, высушить и выгладить. Попутно он смотрел, как два бездельника, Цапро и Бузина подошли к настольным играм, желая поиграть. Бузина взял доску с шахматами, но Цапро переубедил его играть в шашки:
– Чи шо, Петро, умнее всех хочешь быть? Давай лучше в шашки сразимся, в шахматы скучно. Ты як, не возражаешь?
Петро не возражал, и вот они уже яростно стучат шашками по доске.
Витя Приходько, кое-как подшив подворотничок, клевал носом, утомился, бедняга. Целый день на ногах, при его-то габаритах. Тяжко.
«Три года изо дня в день, от подъёма до отбоя, надо будет заниматься боевой и политической подготовкой, занятия, лекции, наряды разные, и всюду строем, а над ними сержанты, как коршуны реют, стерегут. В тюрьме, наверное, и то легче», – думалось Ваньке в редкие минуты отдыха, как сейчас, например. Скорее бы отбой. Может, приснится что, из прошлого.
– Взвод, на Вечернюю поверку выходи строиться! – зычный голос сержанта Удальцова и мёртвого подымет из могилы, что уж говорить о молодых салажатах. Всполошились. Вскочили. Помчались на построение.
Обучение в Войсковом приёмнике было на высоком уровне.
Поэтому старшина-сверхсрочник Луговой всегда был бдителен и придирчив, особо, если это касалось порядка и дисциплины. Неряшливости и небрежного отношения к службе он не терпел никак. Хотя был добр и мягок.
От его внимательного взгляда не ускользало ничего. Так и на этот раз.
Проходя вдоль шеренги, он увидел наспех подшитый подворотничок у Приходько, мятые гимнастёрки Цапро и Бузины, и неодобрительно покачал головой. Подтянутым, со спортивной выправкой Шмаринову и Путинцеву кивнул одобрительно, мол, молодцы ребята.
Следовавший за старшиной в полушаге позади сержант Удальцов показал неряхам волосатый кулачище, мол, погодите у меня, своим любимцам даже улыбнулся, что бывало с ним крайне редко.
– Ребятки, даже во сне вы должны быть начеку. Как объявят подъём-отбой, вы уже не детки, а будущие солдаты доблестной советской армии, – поучал их старшина по отечески, – верно я говорю, товарищ сержант?
– Вернее
