обращенных своими верхушками вниз. Над строениями парило верхом на ящере странное существо с длинной палкой в лапах. В правом углу помещалась неразборчивая, но очень красивая, каллиграфически начертанная подпись.
– А вы уверенны, что это именно мне надо пере…дать? – спросил Иван и поднял голову, отрываясь взглядом от конверта. Последнее слово он произнес, заикаясь, потому что мужчина исчез – так, что даже шагов его не было слышно.
Незнакомец словно испарился.
Поваляев пожал плечами и, сунув конверт под куртку, во внутренний карман пиджака, направился домой. Дома как-то сразу почувствовал себя усталым и, отказавшись от ужина, прошел в свою комнату. Вытащив конверт из кармана, Иван попытался его вскрыть. Но это ему не удалось. Конверт представлял собой будто бы маленький плоский ящик, плотно запаянный со всех сторон. Не добившись успеха, Поваляев бросил конверт на стол и лег в постель.
Этой ночью, впервые за последнее время, Иван не увидел свой Сон. Он спал как убитый. Поэтому, конечно, юноша никак не мог заметить, что в полночь странный конверт на столе вдруг начал изменять свой цвет. Серая сталь накалялась, превращаясь в красный металл. Красный металл преобразовывался в ярко огненное тягучее вещество, напоминающее магму. Магма растеклась по столу и трансформировалась в таинственные знаки. Имеющий возможность их прочесть – прочитал бы: «Гашшарва, Друккарг».
Не успел в окне мелькнуть первый снег, как вещество вновь обрело свои прежние цвет и форму. В комнате витал запах серы. Конверт продолжал лежать на столе.
Утро следующего дня началось неожиданностями.
Во-первых, Иван запел. Запел прямо в ванной комнате, во время водной процедуры. Умываясь, Поваляев всегда пел. Чистя зубы, всегда мурлыкал. Правда, делал он это весьма бесталанно. Несмотря на то, что Ваня являлся неплохим музыкантом, голос у него совершенно отсутствовал. Поэтому его мать, Ирина Петровна, просто ворвалась в ванную комнату, когда услышала, как ее сын голосом, очень похожим на голос известного музыканта и знаменитого кулинара Андрея Макаревича, исполнил:
«Не стоит прогибаться под изменчивый мир,
Однажды он прогнется под нас».
– Ваня, что с тобой? – Ирина Петровна схватилась рукой за сердце. – У тебя, наконец, прорезался голос?
Ваня и сам почувствовал, что с ним что-то не так. Его голос, действительно, звучал бесподобно, как у настоящего певца.
– Не знаю, мам, – Иван почесал затылок и положил мыло в мыльницу. – Может, и прорезался. Бывает же так. Вот Менделеев, например, бродил-бродил по саду. А потом – бац! – яблоко ему на голову упало, и он вмиг открыл свою таблицу… А я – бац! – и запел. А ты мне за это яблоко дашь. Хорошо?
– Балда! – ласково улыбаясь, мать запустила руку в волосы сыну. – Менделееву таблица приснилась. А яблоко на Ньютона упало.
– Я знаю, мам. Это просто у меня шутки такие. А яблоко все-таки дашь?
– Дам, только одно. Иди,
