align="center">II
Украина. Полтава, 1998 год.
Соседи подходили к третьему подъезду, где уже был выставлен гроб с телом. Хоронили соседа – Александра Николаевича. Его сын – Костя Шевченко стоял над гробом, низко склонив голову. Каштановые волосы развевал тёплый, летний ветер. Руки он держал ровно по швам; так военные отдают честь уходящим в последний путь. Соседки, те самые добропорядочные и всезнающие старушки, тихо шептались за спиной Кости.
– Мать похоронил три года назад, – шептала одна другой, – такая милая женщина была… А теперь и отец. Бедный мальчик, совсем сиротой остался.
– А сколько ему?
– Я в этот дом въехала в 65-м году, а их семья приехала сюда в 69-м, – вспоминала старушка, – а Костику уже годик был. Такой милый ребёнок, послушный, симпатичный, с голубыми глазёнками.
– А где он сейчас работает? – интересовалась женщина из соседнего дома.
– В филармонии нашей. Он скрипач, музыкант, консерваторию закончил.
– Интеллигентный, молодой человек.
– А ещё скромный, – вмешалась третья соседка, – сколько помню его, всегда приветлив, услужлив. Бедный наш Костя, за такое короткое время двух родителей схоронить.
Старушки закивали головами, горестно охая и вздыхая.
Наконец процессия двинулась к автобусам. Медленно и заунывно играл приглашённый оркестр. Костя, как не крепился, но при звуках траурного марша расплакался. Слишком велика была утрата.
Костя похоронил отца рядом с мамой. У него не было больше ни одного родного человека на свете. Вся его жизнь, сколько он себя помнил, были его родители, отдававшие ему всё самое ценное в духовном и физическом развитии. Теперь ему придётся применять в своей жизни всё то, что вложили в него родители; все знания и науки, весь тот опыт, что он приобрёл на протяжении своей недолгой жизни.
Вечером Константин вернулся в опустевшую квартиру. Всё было печальным и неприветливым вокруг. Стены молчали, в комнатах не раздавалось ни шороха, ни звука, ставшими столь привычными за эти годы. Больше не было мамы с её милой вознёй на кухне и вязанием в свободные часы. Не было отца, с низко посаженными на нос очками, читающего газету возле окна и ожидающего обед или ужин. Всё смолкло, утихло, пришло иное время.
Костя сел в отцовское кресло, склонил голову и обхватил её руками. В квартире послышались тихие рыдания.
В конце лета начались репетиции в филармонии. Костя рад был сменить обстановку, погрузившись в работу. Однажды, торопясь на очередную репетицию, Костя почти лоб в лоб столкнулся с бывшим однокурсником.
– Слава? – обрадовано произнёс он, пожимая бывшему приятелю руку.
– Костик! – в свою очередь узнал его приятель. – Сколько лет, сколько зим. Как поживаешь, где ты сейчас?
Вопросы сыпались с обеих сторон. Друзья не успевали отвечать друг другу.
– Я в филармонии, в камерном оркестре.
– О-о, –
